Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца

Ричард встал рядом с Кайнене.

— Войны не будет, — сказал он.

— Что она про меня спрашивала?

— Спросила: «Как дела у Кайнене?»

— И ты сказал: «Хорошо»?

— Да.

Больше Кайнене к этой теме не возвращалась, как он и ожидал.

Угву вылез из машины, достал из багажника мешок вяленой рыбы, положил на другой мешок, побольше, набитый гарри, взвалил оба на голову и двинулся следом за Хозяином по ветхой лестнице в мрачное здание профсоюза. Навстречу им вышел господин Овоко.

— Неси мешки на склад, — велел он Угву, показав рукой, точно Угву в первый раз приносил продукты для беженцев! Склад был пуст, если не считать мешочка риса в углу, сплошь облепленного долгоносиками.

— Как дела? У вас все хорошо? — поинтересовался Хозяин.

Господин Овоко сцепил руки. Весь его вид словно говорил: и не спрашивайте.

— Сейчас приносят мало. Беженцы без конца приходят за едой, а потом спрашивают, нет ли работы. Вы же знаете, они приехали с Севера ни с чем. Ни с чем.

— Знаю, что ни с чем, дружище! Не учите меня! — отрезал Хозяин.

Господин Овоко попятился.

— Я просто говорю, что дела плохи. Вначале все кинулись приносить продукты, а теперь забыли. Если начнется война, мы пропали.

— Не будет никакой войны.

— Тогда почему Говон продолжает блокаду?

Хозяин, будто не слыша вопроса, повернул к выходу.

Угву пошел следом.

— Разумеется, как приносили продукты, так и сейчас приносят. Только этот тип таскает их домой, — сказал Хозяин, заводя машину.

— Да, сэр, — кивнул Угву. — Вон какое брюхо наел!

— Этот неуч Говон выделил жалкие гроши для двух с лишним миллионов беженцев. Будто не люди погибли, а цыплята, а выжившие родственники цыплят вернулись домой!

— Да, сэр. — Угву выглянул в окно. До чего же грустно приезжать сюда, привозить гарри и рыбу людям, которые на Севере сами зарабатывали на хлеб, и слушать одни и те же речи Хозяина. Угву поправил веревочку, свисавшую с зеркала заднего вида. На ней болтался талисман — пластмассовая половинка желтого солнца на черном фоне.

Вечером, когда Угву сидел на заднем крыльце и читал «Записки Пиквикского клуба», то и дело отрываясь от книги и глядя, как колышутся на ветру длинные листья кукурузы, он не удивился, услышав из гостиной возмущенный голос Хозяина. В такие дни Хозяин легко выходил из себя.

— А что же наши коллеги из других университетов? Они рта не раскрыли! Молчали, когда белые подстрекали мятежников к убийствам игбо. И вы были бы среди них, не окажись вы случайно на земле игбо. Где вам испытывать сострадание? — кричал Хозяин.

— Не смей обвинять меня в бессердечии! Если я говорю, что отделение от Нигерии — не единственный путь к миру, это не значит, что у меня нет сострадания! — Это был голос мисс Адебайо. — Ты оскорбил меня, Оденигбо.

— С каких это пор правда стала оскорбительна?

Наступила тишина, скрипнула и со стуком закрылась входная дверь — мисс Адебайо ушла. Угву вскочил, услышав голос Оланны:

— Так нельзя, Оденигбо! Ты должен извиниться!

Угву испугал ее крик: Оланна почти никогда не повышала голоса. При нем она не кричала с тех бурных недель накануне рождения Малышки, когда у них перестал бывать мистер Ричард и, казалось, наступил конец всему. На минуту все стихло, а потом Угву услышал, как Океома читает стихи. Стихотворение было ему знакомо: «Если солнце не взойдет, мы заставим его взойти». В первый раз Океома читал его, когда газету «Ренессанс» переименовали в «Солнце Биафры». В тот день Угву чувствовал себя окрыленным, особенно от слов, которые ему больше всего понравились: «Из глины горшки обожжем, лестницу в небо из них возведем, под ногами прохладу их ощутим». Теперь же от любимых строк на глаза навернулись слезы. Жаль, не вернуть те дни, когда Океома читал стихи про импортные ведра и сыпь на задах, мисс Адебайо и Хозяин кричали, но не ссорились, а он, Угву, угощал всех перцовой похлебкой.

Вскоре ушел и Океома, и до Угву вновь донесся возбужденный голос Оланны:

— Ты обязан извиниться, Оденигбо.

— Не в том дело, должен ли я извиниться, а в том, сказал ли я правду.

Оланна что-то ответила, Угву не расслышал, и Хозяин заговорил уже спокойнее:

— Ладно, нкем, извинюсь.

Оланна заглянула на кухню:

— Мы уходим, закрой за нами.

— Да, мэм.

Когда машина Хозяина уехала, Угву сел и уставился на обложку «Записок Пиквикского клуба». Все дышало покоем, легкий ветерок колыхал ветви манго, в палисаднике стоял винный дух спелых плодов кешью. Но покой был обманчив — совсем не то видел Угву вокруг. Гостей к ним приходило все меньше и меньше, а по вечерам улицы городка, озаренные призрачным светом, делались пустынны и безмолвны. Универмаг «Истерн» закрылся. Многие семьи покидали город, слуги ящиками закупали на рынке припасы, и машины выезжали со дворов с набитыми багажниками. Между тем Оланна с Хозяином и не думали собираться в дорогу. Войны не будет, повторяли они, люди просто напуганы. Нет причин для тревоги. Угву знал, что женщин и детей разрешили отправить в их родные места, а мужчинам уезжать запретили. Профессор Узомака, живший напротив, трижды пытался уехать, но у ворот университетского городка его задерживали народные ополченцы. Пропустили только на третий день, взяв с него слово вернуться: он сказал, что отвозит семью на родину, потому что жена очень напугана.

— Угву, мой мальчик!

Угву обернулся и увидел тетушку, шедшую к нему со двора. Он встал.

— Тетушка! Рад тебя видеть!

— Я стучала в парадную дверь.

— Прости, я не слышал.

— Ты один дома? где твой хозяин?

— Они ушли. И Малышку взяли с собой. — Угву вгляделся в тетушкино лицо. — Что-нибудь случилось?

— О di mmа, все хорошо. Отец просил тебе кое-что передать. В следующую субботу у Анулики свадьба.

— Уже в следующую субботу?

— Надо успеть, пока война не началась.

— Да. Значит, Анулика все-таки выходит замуж.

— Ты надеялся жениться на родной сестре?

— Боже упаси.

Тетушка слегка ущипнула его за руку.

— Поглядите-ка, настоящий мужчина! Через пару лет наступит и твой черед.

Угву улыбнулся.

— Когда придет пора, вы с мамой подыщете для меня хорошую девушку, — сказал он с напускным смирением. Что толку объяснять тетушке, что Оланна обещала после школы отправить его в университет? Он не женится, пока не станет, как Хозяин, а для этого нужно много лет провести за книгами.

— Я пойду, — сказала тетушка. — Очень спешу. Будь здоров. Передай Хозяину привет и приглашение.

Не успев распрощаться с тетушкой, Угву уже воображал, как приедет на праздник, как будет держать в объятиях Ннесиначи, нагую и податливую. Можно пойти с ней в хижину дяди Эзе, а то и в тихую рощицу у источника, если там не будет младших. И пусть бы она не молчала, как Чиньере, а стонала, как Оланна в спальне.