Б А - Введение в человечность

Когда я прочихался, Вася уже сидел за компьютером и тихонько матерился, проклиная какие-то таинственные "ебаные винды". Наверное, как раз программировался.

Я осторожно выбрался из своего укрытия и выглянул. Точно, что-то происходит. Глянув в зеркало, стоявшее за Васиной спиной, я заметил, что черный экран монитора засветился и посинел, и теперь по нему ползут бесконечные ряды цифр и бессмысленных букв. Ур-ра! Работает!

- Муша! - радостно крикнул я. - Иди скорее сюда!

Но ответила не Муша:

- Стасик?... Говорящий?... Охренеть - не встать...

Человеческие пальцы, словно щупальцы изувера, схватили меня за ус и подняли высоко над столом. В голове моей гудели одни и те же слова, повторяемые в десятый раз:

- ...Стасик?... Говорящий?... Охренеть... Стасик?... Говорящий?...

Я-то быстро понял, в чем дело, а вот Вася, это именно он держал меня за ус своими жирными руками (вот почему на кнопках так скользко), похоже, не мог прийти в себя. Но главным было то, что программа, пользоваться которой Мушу научил легендарный паук Супер из второй квартиры, сработала.

Оправившись от первого шока неожиданного пленения, я закричал, что есть сил:

- Вася, немедленно поставь меня на стол! Мне страшно! Это говорю я, Стасик!

- Стасик? - я видел, как расширились человеческие зрачки, но оцепенение, охватившее обалдевшего хозяина комнаты, слава Богу, быстро прошло.

Оказавшись на столе и поправив помятые усы, я презрительно произнес:

- Вообще-то, уважаемый Вася, меня зовут не Стасик. Разрешите представиться... Агамемнон. И, простите за любопытство, зачем вы вчера меня засунули в бутылку? Вы, случайно, не садист? Вы мухам лапки не обрываете?

- Н-нет... - заикнувшись, покачал головой Вася. - В-вы с-со м-мной г-говорите? Та-таракан?

- Таракан, таракан. Это мы с Мушей, ввели в ваш компьютер программу, чтобы вы язык животных понимали... - пояснил я, но тут же поправился. - Ну, не совсем животных, а нас, насекомых, и еще этих... как его? Членисто...

- ...ногих? - закончил трудное слово Вася, который потихоньку приходил в себя.

- Точно, членистоногих. Вы не возражаете, если я вас кое с кем познакомлю?

- С кем? - вновь оторопел человек.

- Му-ша! - закричал я. - Давай сюда, он уже в порядке. А вы, Вася, руками не машите, а то мою подругу случайно прихлопнете. Она, как бы это сказать-то?... Птица большого полета, только очень маленькая. Муха, в общем.

Васины последующие действия трудно оценить как адекватное поведение, потому что он, словно ужаленный, вскочив на ноги, опрокинул стул, одним прыжком достиг комода, резким движением выдвинул ящик, вытащил бутылку водки и, сорвав зубами пробку, сделал внушительный глоток. Потом осоловело посмотрел на стол, снял с ноги грозный тапок и, приняв позу охотника, выследившего дичь, двинулся прямо на меня, при этом бормоча себе под нос:

- Язык животных... мать вашу, муха большого полета... Все, пора кодироваться!...

Если б не Муша, моя верная подруга и всегдашняя спасительница, быть бы мне, граждане, грязным отпечатком на Васином столе, и не читать вам моих мемуаров ни ныне, ни присно, ни во веки веков. Прости меня, Господи, за хульство твое. Но уж очень я тогда испугался. Поэтому и сейчас, когда те события в памяти восстанавливаю, начинаю нести всякую околесицу.

Глава восьмая. Рассуждения, близкие к теме

В литературе, уважаемые мои, существует несколько необязательных, но желательных приемов, благодаря которым даже самое говенное (пардон) произведение становится романтическим, чуточку сентиментальным и выбивает у читателей слезу, положительно влияя на критиков и некоторых наиболее продвинутых издателей, а также на женщин, которые в большинстве своем не очень-то любят всякие боевики.

Пока что мои мемуары напоминают крутой вестерн, где упор сделан на красочное описание событий, на развитие главной линии моей захватывающей дух жизни, и, не в угоду мелодраматизму, практически, полностью лишены лирики. Согласен, недочет. Но на то я и необычный таракан, чтобы суметь в любой момент ситуацию изменить. Или даже больше - исправить.

Давайте же на несколько минут отвлечемся от нагромождения фактов и с помощью легкой инъекции слезоточивого газа введем в первую часть нашей истории пару капель концентрированной человечности. Все-таки я пишу главным образом для вас, люди, а не для своих соплеменников, большинство из которых и грамоте-то, по правде сказать, не обучено.

Стой я на проезжей части улицы имени Льва Толстого, заговорил бы по-французски или начал рассуждать о несчастьях отдельно взятой ячейки общества. Окажись в музее Гоголя, замолвил бы словечко в пользу плохого освещения украинских населенных пунктов в темное время суток. А случись совсем невероятное и вселись в меня болдинский дух многоуважаемого вашим покорным слугой Александра Сергеевича Пушкина, я б уж точно заговорил стихами про дядю, что не далеко всех, а только "самых честных правил" или "златую цепь на дубе том".

Но, спешу вас успокоить (а кого-то, возможно, и обрадовать), подобных фокусов не произойдет. Не стану я сушить ваш мозг философскими трактатами о смысле жизни или абсурдности бытия, психологическими - о проблемах взаимоотношениях полов и роли либидо в общественном самосознании, математическими - об относительной или абсолютной непостижимости векторных пересечений случайностей и закономерностей, а также прочими научными домыслами, которые мешают просто и тихо радоваться собственному счастью.

Лучше выскажу, но ни в коем случае не стану навязывать, свою точку зрения на проблему сосуществования индивидов различных физиологических структур в отдельно взятом трехмерном пространстве. Короче, о взаимоотношениях людей и домашних насекомых, а также некоторых взаимовыгодных сторонах подобного конгломерата. Понятно изъясняюсь?

Да... перечитал и понял, что, похоже, перемудрил я с лирикой. Придется начинать заново. Но вычеркивать ничего не стану, может быть, кто-нибудь и оценит интеллектуальные возможности насекомого и начнет рассматривать нас не только с точки зрения вредности для собственного здоровья.

В раннем детстве, еще прошлогодней осенью, когда я вылупился из личинки под водопроводным коллектором в хрущевке на улице Зины Портновой вместе со своими многочисленными братьями и сестрами, я представлял себе жизнь несколько иначе. Мол, где бы отыскать еду? И все!

А когда понял, что пища буквально валяется под ногами и по этой причине целью моего существования являться ну никак не может, я эту самую цель начал активно искать.

Первым делом попросил уважаемого Сократа, старейшину нашего рода, дать мне звучное имя. Потому что имена типа Алексей, Подколлектор или Длиннолап меня не привлекают из-за своей, простите, неоригинальности или явных географическо-физиологических указателей на происхождение и особенности организма. Согласитесь, глупо называть дочь Кривоножкой, а сына Лысочерепом? Не все ж тут, право слово, настоящие индейцы! Вот и я не хотел, несмотря на то, что в нашем роду такие имена общеупотребительны, как, впрочем, и имена человеческие, что тоже неправильно. Например, Алексей - "божий человек". Какой же я "божий" и, тем более, "человек"?