Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

Человек ведет нас по коридору. Родители Джейн уже на месте, и сестра с мужем тоже.

Что-то в этом есть очень мучительное. Чужие люди – или, хуже того, близкие – наклоняются к детям, обнимают их, гладят, прижимаются к ним напряженными, карикатурными лицами. И стыдная неловкость, когда пытаются что-то сказать, а сказать-то и нечего. Совсем нечего.

Сочувствую вашей утрате. Ох, бедные деточки. Как же вы теперь будете жить? Ваша мама такая чудесная была женщина. Что может ваш отец о себе сказать? Даже представить не могу. Вашего папу посадят на электрический стул?

– Сочувствую, сочувствую, от всего сердца сочувствую, – повторяют они детям на разные голоса.

– Ничего страшного, ничего страшного, – отвечает им всем Эшли.

– Перестань, – обрывает ее Нейт. – Это не называется «ничего страшного».

– Когда тебе говорят «сочувствую», вполне нормально будет ответить просто «спасибо», – говорю я.

Нас ведут в капеллу на службу и усаживают на скамьях, как на свадьбе. Родители и сестра Джейн с одной стороны, мы – с другой. За нами сидят знакомые родителей Джейн, люди, с которыми она ходила в детский сад, знакомые по тренажерному залу, друзья и подруги, соседи. Ведущий с Дня благодарения тоже здесь, и помощник Джорджа – солидный гей, баловавший детей по мелочи. Это он доставал им хорошие места на концертах, пропуска за сцену.

Гроб стоит в передней части зала.

– А она и правда там? – говорит Эшли, кивая на гроб.

– Да, – отвечаю я.

– Откуда ты знаешь, что ее одели как надо? – спрашивает она.

– Приходится доверять.

Ко мне подходит муж Сьюзен.

– Гроб вам нравится? – интересуется он. – Верхний в ценовой линейке. Но в такой ситуации жестоко было бы экономить.

– Вы спрашиваете моего одобрения?

Я вспоминаю о похоронах Никсона. Инсульт хватил его дома в Нью-Джерси, вечером, как раз перед ужином. Домработница вызвала «Скорую», и его отвезли в Нью-Йорк, парализованного, но в сознании. Сперва прогноз был хорошим, но начался отек мозга, больной впал в кому и умер. Гроб Никсона перевезли самолетом из Нью-Йорка в Йорба-Линду, где люди в холодную ночь толпами высыпали на улицу и несколько часов ждали его в промозглой ночи. Я собирался поехать, совершить что-то вроде паломничества – как мормоны собираются к своей горе или фанаты на концерт своего кумира.

Но я только смотрел по телевизору.

За сутки мимо гроба Никсона прошли четыре тысячи двести человек. И я сожалею о том, что меня среди них не было. Смотрел по телевизору, но ничего не чувствовал. Я не провел ночь на холоде, ожидая вместе с другими. Лишь однажды я побывал в Йорба-Линде, спустя много лет после смерти Никсона.

– Как я в школе расскажу? – спрашивает Эшли.

– Там, наверное, уже знают, – говорит Нейт.

– Так нечестно! – отвечает Эшли.

Я ей протягиваю горсточку «Мишек Гамми».

Сестра Джейн видит это и спешит с другой стороны зала. Садится на скамью прямо у меня за спиной, наклоняется и шепчет:

– С каких это пор ты знаешь, что надо какую-то еду с собой носить?

– А я не знаю, – отвечаю я, не поворачиваясь.

Детей я не люблю, но чувствую себя виноватым. Хуже того, чувствую себя ответственным. И еще того хуже: считаю, что жизнь у них сломана.

В этом эмоциональном напряжении я верчу в памяти случаи из жизни, не своей жизни, и меня тянет на сладкое. Я закидываю в рот парочку «медведей», не предлагая Сьюзен.

– Где близнецы? – спрашиваю я ее.

– С няней, – говорит она.

Ботокс у нее такой свежий, что лицо совершенно неподвижно.

К нам наклоняется пожилая женщина, трогает прядь волос Эшли.

– Бедные вы деточки, ах, какие у тебя волосы красивые!

Начинает играть музыка.

Появляется раввин.

– Друзья и родственники, родители Джейн, сестра ее Сьюзен и дети ее Натаниэл и Эш!

– Ее зовут не Эш, – говорит вполголоса Натаниэл.

– Невозможно постичь разумом, как могло случиться такое несчастье, так трагически оборваться жизнь! Джейн была матерью, дочерью, сестрой и другом – и вот она стала жертвой преступления, обрубившего естественный ход жизни.

– Никогда не любила Джорджа, – громко говорит ее мать, не обращая внимания на службу. – С первого свидания он себя вел как дурак и сволочь.

Ребе продолжает:

– Смерть Джейн ставит нас перед нарушением традиции: когда умирает еврей, непреложно совершаются ритуальное омовение и погребение тела – но что есть тело? Родные Джейн решили пожертвовать органы для пересадки, и части тела Джейн, сохранившие силу жизни, спасут жизнь другим. Этим ее родные совершили мицву. Похороны же совершаются еще и для того, чтобы дать родным и друзьям смириться с невозвратностью потери. Пусть обстоятельства смерти Джейн заставляют нас безуспешно искать логику, но мы восславляем ее жизнь и ту жизнь, которую она дала другим. Ха-Маком йинахаим этхем батох шар авали Цион ве Йерушалаим. Да утешит вас Бог со всеми плакальщиками Сиона и Иерусалима, – провозглашает ребе. – Такова традиционная еврейская формула выражения соболезнования.

– А мы сироты? – спрашивает Эшли.

– Вроде того.

– Йит-гадал ве йит кадаш ш’мей раба, б’алма ди в’ра хирутей, вйам-либ малхутей в’га-йей-гон ув’га-йей д’гол бейт йисраель ба-агала у-визман карив, в’имру амен, – выпевает раввин.

– Мы всегда были евреями? – спрашивает Эшли.

– Да.

Церемония заканчивается. Один из гостей поворачивается ко мне и говорит:

– Учитывая все обстоятельства, раввин выступил очень здорово. Вы не считаете?

– У меня правило: не критиковать похороны.

– Если гости благоволят оставаться на местах, пока родные выйдут, это будет весьма похвально, – говорит раввин.

Мимо нас провозят гроб Джейн. Среди тех, кто везет каталку, – ведущий с Дня благодарения.

Выходят родители Джейн, между ними идет Сьюзен. Когда она плачет, выражение лица не меняется. Слезы клоуна.

Мы с Нейтом и Эшли выходим вслед за гробом, забираемся в лимузин, а Джейн поднимают в катафалк.

– Надеюсь, никогда мне больше не придется этого делать, – говорит Нейт.

– Теперь мы уже можем домой? – спрашивает Эшли.

– Нет, – говорит Нейт. – Тут теперь что-то вроде афтерпати должно быть?

– Отсюда мы едем на кладбище. Возле могилы будет сказано еще несколько слов, и гроб опустят в землю. – Я гадаю, надо ли им сказать про горсть земли на крышку гроба или лучше некоторые вещи не говорить. – После кладбища мы будем сидеть шиву в доме Сьюзен. Будут приходить люди, которые знали твою маму, и там будет обед.

– Я хочу побыть один, – говорит Нейт.

– Не получится.

– Кто эти автомобили присылает? Они другую работу делают? – спрашивает Нейт.

– Какую, например?

– Скажем, рок-звезд возить. Или только похороны?

Я наклоняюсь вперед и задаю водителю вопрос: