Ольга Коренева - Белая ласточка

Да-а, тогда, на катке, ее физиономия выглядела приличней. Куда приличней. Маришкин отец побледнел и бросился к телефону. А мы тихонько выкатились из квартиры.

На улице Натка затарахтела:

— Спорим, Маринка не придет в понедельник в школу? Спорим?

— Конечно, не придет, — усмехнулась Тома. — Представляю, что будет с Ивановым...

— Ага, не придет, ой, что с Ивановым-то будет! — как эхо отозвалась Натка. — Дон Жуан на вороном быке.

В понедельник Марина пришла.

Все уже сидели на местах. Учителя не было. Когда вошла Маришка, Тома присвистнула и произнесла нарочито громко:

— Гордон, почему вы опаздываете?

И все разом посмотрели на Маришку. Ее распухшее лицо было густо запудрено и напоминало высеченную из камня физиономию скифа. Под глазом примостился порядочный синяк. Тома и Натка переглянулись и хихикнули. А Маришка невозмутимо направилась к своей парте, но на полпути остановилась и обвела класс детективным взглядом.

Тут поднялся шум, все завертелись и стали спрашивать: что такое? Что случилось?

Но Томка с Наткой лишь усмехались и таинственно перемигивались...

Всю перемену Маришка стояла в коридоре и сосредоточенно смотрела в окно. Когда подкатывались девчонки, она косила на них своим длинным мрачным глазом, и девчонки сразу же отходили.

— Что с ней такое сегодня? — удивлялась Лена Зайчикова.

— Странно, — пожимала плечами отличница Зина, — и лицо какое-то жуткое, и взгляд змеиный.

— Ага, ага, глаза как у удава, — подхватывала шустрая Натка.

Маленькая, хилая Лена Зайчикова печально сосала бесцветную прядь волос.

— А почему Иванов не пришел сегодня? — спросила она вдруг.

— Заболел, значит, — уверенно ответила отличница Зина.

Натка мелко засмеялась, прищурила черненький глаз:

— Ага, заболел от горя, что Маринка на него не смотрит. Ага.

Тут все стали приставать к Натке, расспрашивать про случай с Маринкой.

Потом разговор зашел об Иванове.

— Да какой он испанец, елки-палки, — сказал Сашка Серегин и плюнул через трубочку жеваной промокашкой. — Бахвал он, вот кто.

Саша втайне завидовал Витькиной популярности.

— А почему он не пришел? — снова спросила Лена Зайчикова.

Тома сдула пылинку с фартука.

— Как почему? Его папа на дипломатической машине увез.

— Ага, на дипломатической машине, ага! — оживленно блеснула антрацитовыми глазками Ната.

— На какой еще машине, елки-палки? — промямлил Серегин, жуя промокашку.

Тома фыркнула:

— Тебе он еще не рассказывал, как папа катал его на черном лимузине марки «ДА» по Мадриду?

— Чего-о? У-у, палки, кхе-кхе... — подавился промокашкой Серегин.

Ната стрельнула глазами в сторону Марины, которая стояла у окна в дальнем конце коридора. Она жалела, что Маринка не слышит этот разговор. Интересно было бы заглянуть ей в лицо, если бы слышала. Хотя лицо у Маринки всегда одинаковое: презрительно-высокомерное. Во всяком случае, так казалось Натке. А рядом шумели ребята:

— Да болтун он! — говорили одни про Иванова.

— Врун! — кричали другие. И кто-то из девчонок сказал:

— Мне Иванов говорил, что у него дома на стене ружье висит, которым его отец убил в Испании двенадцать фашистов.

— А мне болтал, что у него шпага отцовская, елки, — сплюнул катышек промокашки Серегин.

Тут все окончательно разозлились. Обидно стало, что Иванов всех так долго водил за нос. И после уроков решили зайти к Витьке и публично уличить его во, лжи,

Мы пошли. Маришка тоже пошла с нами.

Иванов жил в старом доме без лифта. В подъезде едко пахло горелой картошкой и щами.

Дверь долго не открывали. Наконец в квартире что-то стукнуло, упало, и детский голосок спросил:

— Кто там?

— Одноклассники, к Виктору Иванову, — ответила за всех отличница Зина.

За дверью долго еще возились с ключами. Когда наконец открыли, на пороге мы увидели девочку лет пяти. Она уронила ключи и пропищала:

— А Витя на кухне...

Все вместе ввалились мы в коридор, и в нос шибанул кислый запах непроветренного жилья и пыли.

— Гм, — поморщился Сашка и прошел вперед по темному коридорчику.

Мы двинулись за ним и остановились на пороге крохотной кухоньки. Под столом ползали два малыша. На плите пузырилась манная каша, в кастрюлях что-то булькало, посреди стола дымился бак с бельем, белье болталось и на веревке под потолком.

В распахнутую дверь ванной мы увидели Витьку. Он был в мятых трусах и усердно полоскал какие-то тряпки.

— А где твои мама, папа, — Марина Гордон погладила по волосам курносую девочку, открывшую нам дверь.

Девочка вывернулась из-под Маришкиной руки, тряхнула светлыми нечесаными кудряшками.

— Мамка на работе, а папки у нас нету, — сказала она.

— Как нету, елки? — вмешался Саша Серегин.

Девочка важно, по-взрослому повторила:

— А папки у нас нету, — и засунула палец в нос.

— Ха, вот те и испанец, елки-палки, — засмеялся Саша. — Ну, сейчас я его разоблачу! — и он шагнул к ванной.

— Дурак, — выдохнула Марина и стала теснить нас к двери.

Сашка обиженно заворочал языком за щекой жеваную промокашку.

— Кто дурак, почему дурак... — забубнил он, — тот дурак, кто врет, палки.

Мы тупо толклись в коридорчике. Откуда-то из темноты вынырнула Натка, блеснула любопытными глазками:

— А чего там? — и попыталась заглянуть в комнату.

Но Маришка оттолкнула ее и встала так, что загородила нам весь проход.

— Эх, вы, — сказала она и так посмотрела, что мы сразу попятились. — Ну, чего стоите? Катитесь отсюда.

Тут из ванной появился Витька Иванов. Он выволакивал большой бак с бельем.

— А, здравствуйте, — Витька вытер ладонью потный лоб. — А я, это, стираю...

— Здравствуй, — ответили мы и стали думать, что бы еще сказать.

О том же, наверно, думал и Витька. Наступило неловкое молчание. Выручила отличница Зина.

— Мы, знаешь, пришли насчет драмкружка, Витя,— сказала она. — В драмкружок записываем, тебя записать?..

— Да нет, — смутился Витька, — не тянет что-то. Ну, вы проходите, — и он кивнул на комнатку, где почти впритык стояли две кровати, стол с задвинутыми под него табуретками и шкаф с зеркальной дверцей.

Мы окончательно растерялись. Ясно было, что в комнатку мы не втиснемся. И вдруг Сашка ни с того ни с сего брякнул:

— Слушай, Витек, покажи шпагу, помнишь, ты говорил?..

Мы зашикали на него, стали толкать локтями. Сашка смутился.

— Елки, обратно промокашку проглотил...

А Витька Иванов все держал на весу тяжелый бак с отжатым бельем и молчал. Мы тоже молчали. И тут заговорила Маринка Гордон:

— Эх, вы, — с сожалением взглянула она на нас.— Ты, Серегин, круглый идиот. Ты не мужчина. Вот Иванов настоящий мужчина. Да. Он настоящий испанец.

Она вдруг скинула сапожки, пальто, выхватила у Витьки бак и поволокла на кухню. Там Маришка вскочила на стол и принялась развешивать белье под низеньким пожелтевшим потолком.