Вера Чайковская - Мания встречи (сборник)

– Как уезжаешь? Когда?

Его лицо внезапно дрогнуло и потемнело, а волосы откинулись назад, как от дуновения ветра.

– В Россию еду. Завтра.

– Но папа говорил, что тебе еще нужно учиться. У тебя проблемы с тесетурой. Нужно разрабатывать средний регистр.

Он даже это знал!

– Дома доучусь. Да мне и верхнего хватает.

И она пропела несколько верхних нот из припева «Санта-Лючии»:

Да так нежно, таким серебристо-лунным голоском!

Он заговорил быстро, бессвязно, задыхаясь и временами останавливаясь, словно в каком-то остолбенении.

– Еще хотя бы год… Съемная квартира… Моя фирма прогорает… Папа говорил… Сольная карьера в Италии… Папа считает…

Сам он своего папу не послушался, а ей советовал слушаться! И откуда вдруг такой пыл! Он ее с усилием узнавал на улице!

Сосед прервал свою околесицу и взглянул на Надю долгим серьезным взглядом. Взглядом какого-то зверя. Волка. Волчонка.

– Не уезжай!

Она вынула из сумочки билет на самолет и повертела перед его глазами.

– Вот, гляди. Билет!

Он уставился на билет, потом на Надино пылающее лицо – они стояли на самом солнцепеке.

– Погоди минуточку. Я схожу к себе.

И через минуту вложил ей в ладонь холодный белый камешек с черными прожилками.

– Нашел на берегу. Это тебе на счастье. И на память.

И тут же удалился, вновь совершенно невозмутимый.

А для Нади этот смешной камешек стал самой драгоценной вещью. Его она сжимала в руке, подъезжая с бабушкой к даче…

В саду Надя села на старые, еще с ее детских лет повешенные папой качели и попыталась раскачаться. Что-то ей мешало. Она оглянулась. Сосед смотрел на нее через забор. И не подумал улыбнуться и что-то сказать. Стоял и нагло смотрел. Невоспитанный человек! Хам!

Сосед был москвич, и бабушка хорошо знала его родителей и его самого, когда он еще учился в каком-то техническом вузе.

Но в этот приезд бабушка его не узнала – он поборовел и облысел, и вид у него был деловой и совершенно непроницаемый. Сосед скупил уже несколько домов вокруг их дачи. В деревне говорили, что он собирается построить тут роскошный особняк. Пока что он жил на старой даче, еще родительской, но обновленной, с баней и гаражом. Бабушке кто-то сказал, что сосед – директор фирмы по продаже сотовых телефонов. Он и ходил по деревенским улицам в гирлянде из телефонов, поднося к уху то один, то другой, и разговаривал по ним громко, с напором и важностью. Точно без этого делового разговора мир перевернется. Выглядел он пожившим, но бабушка высчитала, что ему никак не больше сорока пяти.

Лысых Надя не любила. Ей все мерещились кудри Антонио. И по сотовому разговаривала очень редко, в критических ситуациях. Сотовый словно что-то важное нарушал в течении жизни, в ее праве на тайну, молчание и тишину. На забытость и безответность, на долгий, сбивчивый, страстный мысленный разговор…

Сосед чуть прищурил от солнца глаза. Его лицо и лысина блестели. Он был в светлых шортах и светлой футболке, весь увешанный телефонами, большой, крепкий, наглый.

Наде расхотелось качаться, она соскочила с качелей и пошла в дом.

– Борис! Идите к нам чай пить!

Бабушка звала соседа воркующим «светским» голоском. Она твердила Наде, что с соседом нужно поддерживать хорошие отношения – у него есть машина, в случае чего отвезет, куда потребуется. Они обе трусили жить в такой глуши. Деревня затаилась, колхоз ликвидировали, библиотеку и школу закрыли… Каждый перебивался, как мог. Поблизости не было ни почты, ни аптеки, ни медпункта. Каменный век!

Сосед крикнул бабушке из-за забора, что непременно придет к вечеру на чай. Готовьте варенье. А уж о торте он позаботится. И действительно явился часов в шесть к ним на веранду, притащив какой-то немыслимых размеров и, вероятно, очень дорогой торт, весь в крупных розах из крема ядовитого цвета. Надя брезгливо отставила тарелку с этим тортом, которую ей сунула бабушка, и молча слушала разговор. Бабушка вспоминала, какую она прежде настаивала наливку из черной смородины, а сосед тянул свою песню про сотовые телефоны, которые вскоре опояшут весь мир. И, словно в подтверждение их вездесущности, ему то и дело звонили, и он, не извинившись, говорил что-то непонятно-деловое громким и четким голосом, в явном упоении от самого процесса. При этом он упирался взглядом в Надю, и ей все время хотелось встать и уйти. Но бабушка глядела на нее сердито и умоляюще.

Теперь вечерами сосед, посвистывая, расхаживал вдоль забора, высматривая Надю. А она от него пряталась за густыми, разросшимися деревьями сада. Она соседа боялась. Словно у нее не было от него никакой защиты. И дело было не только в его деньгах, машине, телефонах, но и в этой наглой наступательной мужественности, в крепкой фигуре, радующейся деревенской свободе, всем этим ярким футболкам, шортам, сандалиям на босу ногу. При этом сосед не забывал обливаться какой-то дорогой туалетной водой, запах которой вызывал у Нади отвращение, но и странное желание понюхать еще… еще… Словно вода была наркотиком, ее одурманившим. А бабушка ничего не понимала, жаловалась на жжение в груди и на память. Вот даже лицо Риты (Надиной мамы) не может припомнить.

Как-то утром сосед заявился к бабушке завтракать на веранду, а Надя закрылась в своей комнатенке, и ее буквально била дрожь – так она чего-то боялась.

Потом она проскользнула мимо них в сад – к своим деревьям, травам, полевым цветам. Деревья помнили ее еще девочкой. Она видела, как сосед уходит с веранды, разговаривая по двум сотовым телефонам. Мелькнула сквозь зелень его мощная спина в синей футболке и крупная загорелая голова со светлыми, младенчески выгоревшими волосами вокруг лысины.

– Надя! Надюша!

Бабушка спешила к ней, спотыкаясь о коряги и помогая себе руками, как пловец.

– Надя, он хочет… Борис Васильевич, наш сосед… Он готов на тебе жениться. У него в Москве большая квартира. Есть взрослый сын. Он разведен. То есть не сын, конечно, а сам Борис. Надя, какая удача! Как обрадуются родители!

Надя оцепенела. Хорош женишок! Объяснился через бабушку. С ней не сказал и нескольких слов. Словно разговоры вообще не важны, а нужно что-то другое – то постыдное, ужасное, сладостное, о чем и она сама постоянно, постоянно!..

Бабушка кричала каркающим голосом плохо слышащего человека, поразительно похожим на голос Надиной хозяйки-католички. И говорили они примерно об одном. Наде давно пора замуж. У нее нет профессии. Нет денег. На что они будут жить? Ну хорошо, давай еще подождем принца. Принца на белом коне…

Каркающий голос бабушки пересекся с голосом популярного барда, унылым и тускло-скрипучим, как ржавое колесо. Это сосед завел магнитофон. Этого «ржавого» пения Надя уже вовсе не могла вынести и крикнула, обернувшись к даче соседа: