Елена Георгиевская - Вниз — это туда

«Уже утро, блять, — подумал Содомов. — Птицы, сцуки, поют под окнами, как подорванные».

С тех пор, как его заставили подписать заявление о добровольном уходе из местной газетки — православный главред не хотел работать с человеком, чьи дневники постоянно замораживают за детскую порнографию, — ему никуда не надо было спешить. Хочешь — спать ложись, хочешь — пей, хочешь — дочитывай рукописи графоманов: главный редактор сетевого журнала за детскую порнографию не увольнял.

Среди присланных текстов была и подборка за подписью Краснолыкова. Потрясающая наглость. Алексей понял, что надо лечь спать, но тут в дверь позвонили.

— Привет, подставной активист, — сказал уже знакомый читателю длинноволосый парень.

— Привет, фашик, — ответил редактор.

Алексей уже два года снабжал его отменной детской порнографией. Участники секты Праведный Гнев Содомова знали и любили, хотя и не все.

— Содомов, — сказал длинноволосый парень, — я не фашист, просто меня тошнит от AFA. Зачем ты сотрудничаешь с ними — неужели только ради бабла?

Алексей допил кофе, помолчал.

— Понимаешь, — сказал он, — я ненавижу фашизм. Женщина, заплатившая мои долги за квартиру и ноутбук, была еврейкой. Один из немногих моих вменяемых начальников был евреем. И, наконец, мне очень нравится один четырнадцатилетний еврейский мальчик, но это только мечты. Фашисты оскорбляют мои чувства к этим людям, как бы глупо и банально это ни звучало. Я пытался с ними бороться и теперь вынужден распускать слухи о моём сотрудничестве с Единой Россией, чтобы скины не ворвались ко мне домой. А что касается Ангелины — этой публикацией я как бы убил двух сфинксов: во-первых, напечатал текст талантливого автора; во-вторых, это была часть моей борьбы с фашизмом. Так получилось, что эти нити слишком тесно переплелись, а нож, который мог бы их разрубить, я, кажется, проебал ещё в прошлой жизни.

— Я так понял, что ты бухаешь ещё с прошлой недели, товарищ редактор, — сказал длинноволосый парень.

— Да, — устало согласился Алексей, — бухает товарищ редактор. Как сцуко.

Парень набрал номер Гели, та не отвечала.

— Пиздец… Народ в переулке ждёт, а она в церкви. А когда Краскоедова набираешь — он в той же церкви. Надо что-то делать.

Легавые и чиновники часто выдают своим родственникам мобильные со специальными ментовскими настройками. Когда вы звоните менту, на его дисплее отражается серия и номер вашего телефона. А если мент позвонит вам, на его дисплее отразится ваше местонахождение.

— У меня такое впечатление, — отозвался Алексей, — что ты всё это время общался со мной, чтобы я выдал вам этого мудака Краснолыкова и помог его довести . Но, в конце концов, я должен принять участие в экзекуции, тем более — в издевательстве над мудаком, который стучит на сквоттеров ментам. Я сто лет не принимал участие в экзекуциях, и мне уже наплевать, чем закончится эта хуйня.

В половине четвёртого утра в храм Успения Божьей Матери зашли пятеро человек. У двоих лица были наполовину закрыты шарфами, у троих на головах — чёрные чулки с прорезями для глаз. Пасущаяся возле церкви полоумная бабка решила, что опять бандиты пришли каяться, и спокойно попиздовала дальше.

Пятеро человек увидели валяющегося на полу поэта-авангардиста, который не знал, что у Гели с собой электрошокер. Поэту связали руки, заткнули рот и велели вести себя тихо.

— Сначала с этим долбоёбом разберёмся, а потом — со вторым, — дружелюбно пояснил один из анархистов. Геле ничего не оставалось, кроме как молча последовать за ними.

Краснолыкова заставили подняться на железнодорожный мост и привязали к перилам прочными верёвками. На грудь ему повесили табличку со словами: «Вниз — это туда» и стрелкой, указывающей на полузамёрзшую реку под мостом. Поэт не видел, что к верхнему пролёту прикреплён транспарант:

«ВОЙНА. ЛЕНЬ. НОЯБРЬ».

Для милиции, явившейся тремя часами позже, осталось тайной, каким образом злоумышленники его туда присобачили. В райцентрах менты всегда приходят поздно, и для них всё остаётся тайной — или как бы остаётся.

Было паскудно, страшно и холодно. Снежинки мельтешили перед глазами, будто крылатые белые вши.

«Ёбаные, ёбаные бляди, — думал Краснолыков, мелко дрожа. — Как же мне с вами жить, что же вы, уёбки, делаете? Вы же в аду сгорите за прегрешения перед Словом, ёбаные, ёбаные бляди».

Ключ от церкви подобрал кто-то из нападавших и выкинул на помойку. Чуть позже в храм заглянули воры и украли два подсвечника.

Праведногневцы привели Гелю в полуободранную квартиру на пятом этаже. Было уже совсем светло, и она различила на обоях в прихожей полустёртые пентаграммы. В гостиной на полу валялись ноутбук и распечатка книги Троя Саутгейта «Julius Evola: A Radical Traditionalist».

— Сергей, который типа предлагал принести редактора в жертву, — сказал один из анархистов, стаскивая платок, закрывавший лицо, — тот самый графоман, о котором я вам в прошлом году писал, что не буду его публиковать даже за деньги. У него там была куча опечаток: «горловое пенисе» вместо «пение» и всё такое прочее. Что вы так на меня смотрите, Ангелина, — я не похож на свою фотографию, да?

«8 ноября, около пяти часов утра на железнодорожном мосту города В. был обнаружен белый транспарант, на котором чёрными буквами было написано: «ВОЙНА. ЛЕНЬ. НОЯБРЬ». Пока ни одна религиозная или политическая организация не взяла на себя ответственность за эту акцию. По одной из версий, это была самопрезентация местного поэта Владислава Краснолыкова, который попросил знакомых привязать себя к перилам моста под транспарантом. Акционист в полубессознательном состоянии доставлен в психиатрическую больницу».

2010.

В тексте процитировано стихотворение Андреа Часовски «Патриотическое». Все права соблюдены.