Ирвин Шоу - В наш рациональный век

— Умру, — сказал Рой.

— И я тоже, — они засмеялись. — Ну как там тебе, очень весело?

Рой почувствовал знакомую вопросительно-напряженную нотку в ее голосе и тайком вздохнул.

— Надоело до чертиков, — сказал он. — Я целыми вечерами валяюсь в номере и читаю. Я прочел уже шесть книг, а теперь добрался до середины военного отчета генерала Маршалла.

— Но хоть один-то вечер ты дал себе отдых от чтения? — Алиса говорила осторожно, с нарочитым безразличием.

— Все не слава богу, — устало сказал Рой. — Ну в чем там дело?

— Мне позвонила Моника, она во вторник вернулась с побережья. Она тебя там видела в шикарном ресторане с какой-то очаровательной девицей.

— Если бы в мире существовала справедливость, — сказал Рой, — твою Монику давно бы сбросили на атолл Бикини.

— Моника говорит, что у нее длинные черные волосы.

— Твоя Моника совершенно права, — сказал Рой. — У нее длинные черные волосы.

— Не кричи, я тебя прекрасно слышу.

— Но твоя Моника почему-то упустила из виду, что эта «девица» — жена Чарли Льюиса…

— Она сказала, что вы были одни.

— …я Чарли Льюис был в двадцати шагах от нас, в мужском туалете.

— Ты в этом уверен?

— Нет, может быть в дамском.

— Тебе, конечно, смешно, но с твоей бурной биографией…

— Я с моей бурной биографией — святой, по сравнению с другими мужьями.

— Ненавижу, когда ты начинаешь так шутить, — голос у Алисы задрожал, и гнев Роя мгновенно остыл.

— Слушай, маленькая, — сказал он мягко, — прилетай скорее. Чем скорее, тем лучше. И сразу кончится вся эта ерунда.

— Ну прости меня, — сказала Алиса покаянно и нежно. — Мы так часто разлучаемся с тобой в эти последние несколько лет. Я стала психопатка и дура. А кто платит за этот разговор?

— Компания.

— И слава богу! — Алиса вдруг рассмеялась. — Не хватало еще, чтобы мы с тобой ругались за собственные деньги. Ты меня любишь?

— Прилетай скорее.

— Это, по-твоему, ответ?

— По-моему, ответ.

— И по-моему, тоже. До свиданья, дорогой. До скорой встречи.

— Поцелуй от меня Салли, — сказал Рой.

— Хорошо, поцелую. Будь здоров.

Рой повесил трубку и устало покачал головой, вспоминая едва не разгоревшуюся ссору, потом вспомнил конец разговора и улыбнулся. Оп встал с кресла и пошел к столу посмотреть на календарь — когда же могут прилететь жена с дочкой.

Три дня спустя он получил телеграмму: «БИЛЕТЫ ЗАКАЗАНЫ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ МАЯ ДВА УТРА зпт БУДЕМ БУРБАНКЕ ДЕСЯТЬ ВАШЕМУ ВРЕМЕНИ ПОЖАЛУЙСТА ПОБРЕЙСЯ ЛЮБЛЮ АЛИСА».

Усмехнувшись, Рой перечитал телеграмму и вдруг уловил в себе какое-то смутное беспокойство. Он попробовал вытащить его на поверхность, но оно не давалось. Целый день пробродил он по городу с этим невнятным чувством беды, и только ночью, когда он прикрыл глаза и уже почти забылся сном, сознание внезапно прояснилось. Он мгновенно стряхнул с себя сопливость, встал и снова перечитал телеграмму. «Четырнадцатое мая». Не гася свет, он присел на узкую кровать своего безликого гостиничного номера, закурил сигарету и попытался не спеша разобраться в своих мыслях.

Он никогда не был суеверен, больше того, он никогда не был религиозен и вечно посмеивался над своей матерью, у которой всегда имелся под рукой целый набор снов, предзнаменований, хороших и дурных примет. У Алисы — у той были свои суеверные привычки, например, если она очень хотела, чтобы что-нибудь случилось, она никогда не говорила об этом вслух, потому что, если об этом упомянуть или просто слишком много об этом думать, — ни за что не сбудется. Но и над этим Рой не упускал случая подтрунить. Во время войны, когда любой журналист готов был поклясться, что пи в одном окопе не сыщешь атеиста, он ни разу не молился, даже в самые тяжелые и опасные минуты. За всю свою сознательную жизнь он ни разу не изменил своих намерений из-за предчувствия или но суеверию. Он окинул взглядом свою удобно обставленную, светлую комнату, нормальную комнату двадцатого века, и ему стало стыдно, что он, вместо того чтобы спать, гоняется среди ночи за призраками и морочит свою инженерную голову, копаясь в обрывках старых снов и нелепых знамений.

Ведь он же совершенно ясно помнит этот сон. Четырнадцатого мая должна была умереть его сестра. Но сны нельзя понимать буквально, а Элизабет так похожа на Алису, они вечно вместе и так дружат… Он ведь достаточно смыслит в снах, чтобы понять, что в этом странном призрачном мире легко могут перепутаться жена и сестра, сестра и жена. И надо же — из всех трехсот шестидесяти пяти дней в году его жена и ребенок выбрали именно четырнадцатое мая — лететь за три тысячи миль, через весь континент, из Нью-Йорка в Калифорнию.

Он просидел полночи, но так ни до чего и не додумался, потом погасил свет и постарался уснуть. Он лежал, уставившись в темный потолок, слушая, как за окном проносятся, шурша шинами, случайные автомобили, спеша домой из этой изнурительной ночи. «Для человека, который не верит в судьбу, — подумал он, — который осознает мир в естественной связи причин и следствий, который знает, что ничего неизбежного нет, и то, что должно произойти завтра или через секунду, не только не предопределено, а, наоборот, тысячу раз проблематично, который понимает, что предсказать человеку заранее где и когда он умрет — никто но может, а книга судеб — то просто пустая болтовня; для кого самая мысль о том, что человечество может получать какие-то там указания или предостережения свыше — абсурдна, для такого человека проводить ночь, как он — это по меньшей мере смешно и бессмысленно». Он, который всю жизнь спокойно проходил под приставными лестницами и с легким сердцем бил зеркала, которому ни разу в жизни не ворожили по руке и не гадали на картах, он ведет себя просто по-идиотски, но спать он все равно не может.

Утром он позвонил в Нью-Йорк.

— Алиса, я хочу, чтобы ты поехала поездом.

— Что случилось? — спросила она.

— Я боюсь самолета, — он услышал, как она недоверчиво засмеялась. — Я боюсь самолета, — повторил он упрямо.

— Ну что ты говоришь глупости, — сказала опа. — На этой линии до сих пор не было ни одной аварии, неужели ты думаешь, что они начнут непременно с меня?

— Мало ли что…

— И потом я вовсе не хочу, чтобы Салли три дня веселилась у меня в купе. Мне после этого за целое лето не прийти в себя.

— Я тебя прошу, — сказал Рои.

— И потом — на поезд билеты надо заказывать за несколько недель, а квартиру я уже сдала и вещи тоже. Что с тобой, что на тебя нашло? — голос у нее был усталый и подозрительный.

— Ничего, — сказал Рои, — просто я почему-то волнуюсь. как ты долетишь.

— Боже мой! — сказала Алиса. — Ты сам налетал двести тысяч миль на всех этих супермодернах…

— Поэтому я и волнуюсь.