Вячеслав Миронов - День курсанта

И! За полчаса рота умяла весь запас выпечки на офицерский завтрак! Два деревянных лотка булочек! Что такое два лотка на сто с лишним человек? Так, понюхать только!

Но тогда, когда мы ввалились в этот подвал, уставшие, мокрые от снега, налипшего на шинели, сапоги, мокрые от собственного пота. Невыспавшиеся, злые, голодные, раздраженные, в подвале этот запах, который уже стал привычным раздражителем, усиливающим отрицательные эмоции… А тут! Нет замка!

Поймают? Не поймают! Кто съел? А дежурный по училищу вместе с оперативным умяли все булки!

Плевать! И съели мы эти булочки! Ванильные, с поджаристой корочкой! Просто всосали их, не жуя! И организм возрадовался, и спросил: «А еще есть?»

Посмотрели. Нет. Но есть жареный арахис. И его мы съели! Потом взяли швабру, что стояла за дверью в столовой, и тщательно замыли за собой все следы, прикрыли дверь в столовую. Не было там нас там. А булочек мы не видели, и арахис тоже. А что такое арахис? А, это вот такой он. Вкусный, наверное. Нет! Не ели, только нюхали в коридоре, когда грелись.

Ну, к обеду комбат построил всю роту, с ним были какие-то гражданские, начальник продовольственной части (начпрод) училища.

— Кто-то ночью сожрал всю выпечку в офицерской столовой, а также месячный запас арахиса, утащил коробку сгущенки, мешок сахара, — начпрод еще долго перечислял, что было украдено из столовой.

— Ну, понятно. Сейчас они вспомнят, что там был спрятан танк и его тоже из столовой кто-то вынес.

— Если бы нашли сгущенку, то, конечно бы, уперли. Но не видел я ее там!

— Не было там ее!

— Наверное, потом утащили!

— А мешок сахара на фиг нужен?

— Можно, конечно, на водку поменять или пожрать, но не брали мы его.

— Врут они!

Мы быстро усвоили одну армейскую мудрость. «Сознаешься — меньше дадут, а не сознаешься — ничего не дадут!». Это на гражданке «Повинную голову меч не сечет!». В армии все по-иному. Порют не за то, что вор, а за то, что попался! Не пойманный — не вор!

А вылетать из училища из-за нескольких десятков булочек и не ворованных продуктов — не хотелось.

И начался шмон!

С особой тщательностью искали сгущенку. Когда находили у кого-то спрятанный сахар, немного, чай вечером попить, радовались. Пытались у владельца добиться признания, что это он спер мешок сахара. А этот сахар — лишь малая часть из украденного.

Комбат психовал больше обычного, глаз его с наростом дергался. Курил. Прикуривал сигарету от бычка. Бычок тушил о каблук и бросал на пол. Дневальный зорко следил за ним, постоянно стоял рядом с комбатом с совком веником.

— Ты чего тут делаешь? — комбат решил сорвать зло на дневальном.

— Ничего. Убираюсь, — скромно отвечал тот.

— Подслушиваешь? Тоже, наверное, сгущенку ел ночью?

— Никак нет! Я на тумбочке стоял и казарму убирал.

— Так иди и убирай дальше!

— Я здесь убираю!

— Иди отсюда!

Но дневальный был уже тертый калач. Знал, что если уйдет, то через десять минут его снимут с наряда, и он снова заступит через пару часов.

— Товарищ подполковник! Я — ваша пепельница, — и протянул совок под падающий пепел Старуна.

— А-а-а! — махнул рукой комбат, мол, стой, не до тебя!

В помещение вошел замполит и что-то начал шептать ему на ухо. Тот кивал головой.

— Понятно, что в роте есть стукачи, вот и доложили замполиту.

— Да, хрен с ним, пусть закладывают. Зато мы продукты не брали.

— Пусть в тылу ищут.

— Как всегда! Крысы тыловые утащат, а на боевые подразделения бочку катят, мол, это вы слопали!

Комбат попал в двусмысленную ситуацию. Никто не видел, как и что воровали. Если найдут пропавшую сгущенку или сахар и чего там еще вынесли, то ему попадет на орехи от начальника училища.

Поэтому, как ни странно, он был заинтересован, чтобы ничего не нашли. Но и послать подальше этих уродов-воров из службы тыла он не мог. Поэтому и показывал, что ничего в роте нет.

Зато снова нашли спрятанные вшивники, продукты, кипятильники. Все это полетело в общую кучу посередине взлетки.

Земцов достал нож и беспощадно кромсал вещи. Распускал на полосы. Быстро и аккуратно. Но зло. Было видно, как желваки у него катаются под кожей. Он злился, но не показывал этого.

Обидно командиру, что его роту подозревают в воровстве. А также ему обидно, что из всего батальона, только сорок вторая рота такая «залетная»!

Все это читалось у него на лице. Казалось, он говорил «Порву всех на хрен!». И рвал нашу теплую, но неуставную одежду.

У Боцмана его знаменитая тельняшка попал под нож ротному. Он с удивлением сначала смотрел на шитую-перешитую тельняшку. Потом улыбнулся Луневу, погрозил пальцем. И с особым наслаждением порезал на такие кусочки, что уже невозможно было восстановить. Просто пошинковал. Потом бросил в общую кучу тряпочек и переворошил ее.

— Эх! — только огорченно и зло сказал Боцман. — Я ему этого никогда не прощу!

Шмон закончился. Ничего из пропавшего не нашли. «Гости» удалились не солоно хлебавши.

Земцов:

— Товарищи курсанты! Надеюсь, что сгущенку и сахар, а также все, что перечислил начпрод, не вы украли. Не думаю, что вы способны на это. Слопать булочки и арахис — допускаю. А все остальное — пусть между собой разбираются, кто и сколько чего вынес.

А еще есть такой дурной лозунг в Сибирском военном округе «пятьсот сибирских километров». Это означает, что каждый воин должен пробежать за зиму 500 километров на лыжах!

Не знаю, как в частях учитывали этот пробег, а у нас в училище кафедра физо очень даже следила за этим. Строго. И если к весне у какого курсанта не было намотано этих проклятых километров, то в свободное время вечером, в выходные, преподаватели этой кафедры ставили на лыжи. И отслеживали, чтобы курсант пробежал много километров. А иначе… Иначе летний отпуск был под угрозой срыва. А кому хочется проводить отпуск в казарме?

В училище много шутили про кафедру физо. «Физический износ организма», «Физическое изнасилование организма». «Здоровому спорт — не нужен, а больному — смертельно опасен», «Если бы спорт был полезен, то все Политбюро висело бы на перекладине», — но это говорили шепотом. Шутка политическая, значит, опасная.

Только снег упал, лежит, сволочь, не тает. Все! На лыжи!

Каждое воскресенье все училище, от первого курса до выпускного — на лыжи!

И только потом — отдыхать, кто в увольнение, кто в самоход. Учет строгий!

Лыжи, что стояли в казарме, раздали. Выдали крепления, крутите.

Куда, чего крутить?

Ладно, кто из районов необъятного СССР, где есть снег, знает, что и как делать. А кто из Украины или Средней Азии снег-то они видели только по телевизору, на картинках. Ну, здесь впервые, воочию.

Лыжи армейские, как и многое в армии — огромные, надежные, тяжеленные. Не те, что в школе или дома были. Чтобы кататься на скорость, получать удовольствие от самого процесса или ставить рекорды. Здесь вам не тут! Палки тоже, хоть и алюминиевые, но прочные, массивные. Их можно использовать для устройства бивуаков, палатку соорудить. Раненых вывозить. И много чего еще. Если постараться, то можно и как оружие использовать. В умелых руках и хуй — балалайка, что же говорить про лыжные палки!