Вячеслав Миронов - День курсанта

— Конечно, трезвый!

— А то некоторые из сорок третьей роты умудрились патрулю солдатскому на вокзале «залететь»! В пьяном угаре. Сейчас на гауптвахте. Ну, ничего. Холодные стены остудят горячие головы!

— А некоторым и не только головы, но и иные конечности, выпирающие наружу, — Вертков неспешно вступил в разговор — Слышал уже?

— Ничего не слышал, — покачал головой — Только с самолета. Никого еще не видел.

— Еще услышишь. В сорок четвертой роте — ЧП. Один курсант в отпуске дома изнасиловал группой несовершеннолетнюю. Поймали.

— Вот скотина! — вырвалось у меня.

— Теперь военный трибунал всю группу закатает на много лет лес лобзиком пилить.

— Так ему и надо! Позор! В том-то и дело. Баб что ли мало?! А какой он? Что-то не помню такого.

— Рост средний. Образование такое же. Хрен его знает. Пусть сами разбираются.

— Теперь готовьтесь к общебатальонному комсомольскому собранию. Будете клеймить позором насильников.

— Да, тут и так все понятно. Что его клеймить-то? К стенке, да, все, чтобы форму не позорил.

— Эх, молод ты, Миронов! Вы его из комсомола изгонять будете! Заочно. Строем! Сообразуясь с левой ногой. Так что — готовься к пламенной речи!

— Пусть сорок четвертая и выступает. Пламенно. Они же обосрались, пусть и обтекают. А теперь — отмываются!

Проверили мои вещички. Ничего противозаконного. Я им банку варенья задарил. Кушайте, товарищи офицеры, варенье домашнее!

Ну, а в казарме обсуждение, кто, как и где отдыхал! Много, конечно, и вранья было откровенного, но! Не нравится — не слушай, но и врать не мешай!

Зашел разговор о родственниках, о похожести, о породе.

— У нас есть друзья. Ну, нет у них детей. Лечились они у докторов разных. Деньги копили долго, в Москву ездили — без толку! Удочерили младенчика из роддома. Воспитали…

— И что?

— Что-то!!! Ей четырнадцать лет, а с ней только ленивый не спал!

— Так ты ее зови сюда! Ротой скинемся! Комнату снимем. Будем с ней того… Воспитаем. Есть же сыны полка! А эта будет — дочь сорок второй роты!

— Эх! Она беременная!

— А ты-то, что такой грустный?! Сам, что ли покорял те глубины юного тела?

— Да, нет!

— Брат у меня трясется.

— Понятно.

— А сама-то что говорит?

— Да, с ней в то время столько мужиков спало, что как она станет перечислять, то пальцев на руках, ногах не хватит!

— Офигеть! Пусть отпирается до последнего!

— Похоже, что брат у меня любит ее! Вся семья в шоке! Мама капли всякие пьет.

— Водочные?

— Водочные капли в каждой бутылке по капле — батя глушит. Мама — всякие там валокардины, да валерьянки, корвалолы — тоже стаканами глушит.

— Брату-то сколько лет?

— Двадцать три.

— Ну, если к этому времени мясо в голове не появилось, считай — калека!

— Инвалид по мозгам.

— Батя ему уже морду расквасил по пьяни. Я их разнимал, чтобы друг друга не поубивали насмерть!

— Веселенький у тебя отпуск.

— И не говорите! Соседи ментов вызвали. От них тоже отмазывался. Вваливается кодла ментов. У отца и брата морды и кулаки в кровище. Я их разнимал. Мне от каждого по разу досталось. Одежда у всех троих в кровище. На полу кровь. Они сопатки раскроили друг другу не по-детски. Они сильно пьяные, я — чуть выпил. Не лезет водка в горло. Вот такие дела.

— Пиздец! Прикинь! Такая жена достанется!

— М-да, уж! Все спали, тебе отвечать. И неизвестно, твое произведение или нет.

— И жена, как была блядь, так и останется блядью до гробовой доски.

— Сила привычки!

— А вы говорите — гены!!!!

— Я тоже в отпуске на свадьбу попал…

— У вас-то, в деревне, что случилось?

— Парень приехал, тоже в военном училище учится, в другом. На пару лет старше. Ну, вот. Свадьба гуляет, все, как положено!

— Ты это… Кому-нибудь там, это…

— Да, было, было… Не в этом суть! Не мешай! Гуляем, значит, народу — тьма! В колхозном клубе, иначе негде было. И тут обнаруживаем, что один гость мордой в стол. Бывает, напился мужик. Не впервой такое за столом. Не в салат, а так, в стол. Надо из-за стола вынести. Поднимаем. А он — синий. Язык вывалился! Пиздец! Помер, значит.

— Драка была?

— Тогда еще не было. Позже. Его никто не трогал. Сердце, наверное. А у нас ни милиции, ни медицины. За тридцать верст по зимнику фигачить надо! Отправили самых трезвых на «Кировце», К-700, значит. Снегопад был, дороги нечищенные, иначе и не доберешься. За столом покойнику, вроде как, и не место. Оттащили его в подсобку, на холодок. Стали разбираться. Никто не приглашал его. Ни со стороны жениха, ни с невестиной стороны.

— Прохожий!

— Прохожий — это тот, кто мимо проходит! А этот заходит! Значит, захожий!

— Ну, вот, значит, посидели молча. А гулять-то толком только и начали. Выпили за помин души усопшего. А потом так потихоньку-потихоньку и снова свадьба развернулась!

— Ну, вы там даете! В своей деревне.

— Я вот тоже сижу, глотаю горькую, смотрю на пляшущих и на дверь, куда покойника оттащили, и думаю. Как жизнь и смерть ходят-то рядом. Буквально одно из другого. Посидел, подумал…

— Философ хренов!

— Ну, а потом, думаю, что вот так, р-р-ра-а-а-з! И я в «ящик» сыграю. Замахнул стопарь и в пляс пошел! Девчонок кружить!

— И что? Закружил?

— Закружил… Надеюсь, что не «залетела». Весь отпуск потом кружили. Ладно бы летом — каждый кусток — браток, прикроет. А зимой, парни, сложно.

— То-то и оно. С местами зимой всем туго. И не только в деревне. Главное, чтобы родители не застукали. Ладно, когда свои. С трудом, но поймут! А вот когда ее родители — рви когти, пока под венец пинками, под ружьем не загнали!

— А я со всеми знакомился как приезжий студент. Из другого города, и имя чужое.

— И как, получалось?

— И получалось, и не очень. Однажды забыл, как представился!

— Выкрутился?

— С трудом. Наплел всякой чуши. Благо, ведь, не зря говорят, что женщины любят ушами. Вот и навесил на уши лапши.

— Как говорит Тропин, что у него есть каска с четырьмя козырьками, чтобы лапшу курсантскую на уши вешать!

— Она же прожженная жизнью и службой Тропина.

— Эх! А к моему приезду родители кабанчика забили!

— Тебе бы только пожрать!

— Хорошо! Свежанинка! Батя самогону нагнал.

— Сала-то привез? Или все слопал?

— Все не ешьте! На полигон еще топать!

— Да, я немного в казарму принес, а остальное в сугробе спрятал.

— И я спрятал в сугробе.

— Наши сугробы возле казармы — не сугробы, а пещера Али-Бабы. Чую, там еды и выпивки — вагон.

— И сорока разбойников.

— Что такое сорок разбойников против четвертого батальона?

— Ну, да. Считай полтора взвода против батальона. Численное превосходство на лицо.

— Им без минных полей не обойтись.

— У вас, что, мозги совсем набекрень?! Так хорошо говорили. Про отпуск. Про баб, выпивку? А вы про тактику! Взвод в обороне, в наступлении! Тьфу!