Збинек Кованда - Палец на спуске

Он, собственно, напрасно едет к отцу, но тем не менее он должен туда ехать, чтобы побыть с ним несколько минут. Чтобы они были вместе. И чтобы передать привет от Марии.

Капитан Мартинек числится в третьей эскадрилье. Сегодня утром он поднялся в воздух, так сказать, вне очереди. Это был испытательный полет. Войдя в теплушку, где сидели лейтенанты — выпускники училища из первой эскадрильи, он почувствовал себя человеком с нечистой совестью.

Ребята украдкой посматривают на него, не решаясь начать разговор. Разумеется, они знают о его утренних эстрадных представлениях на пятикилометровой высоте и о драматическом уходе со сцены с помятым баком. Они также знают, что во второй половине дня на предполетной подготовке третьей эскадрильи к завтрашнему летному дню этот случай будет подробно разбираться.

Капитан Мартинек, по существующим правилам и заведенным обычаям, подробно расскажет, что случилось, и с хирургической точностью и хладнокровием разберет и свою ошибку. Это совсем не будет походить на самокритику на собрании. Разбор будет чрезвычайно ценной наукой для остальных, менее опытных летчиков, для которых подобный проступок мог бы означать незамедлительное свободное падение шести тонн металла с высоты пяти километров. Только после этого серьезного служебного разбора Лихач начнет оправдываться. Во всех предполетных подготовках принимают участие летчики всех трех эскадрилий, несмотря на то, что подготовка касается только некоторых из них. Из-за этого случая с Мартинеком все выпускники с большим нетерпением ожидают предполетную подготовку к завтрашнему летному дню.

Однако она будет только после обеда; сейчас же капитан Лихач, стараясь успокоиться, топчется в теплушке, где ему совершенно нечего делать. Ему нужно выговориться. Он просматривает чертежи на ватманской бумаге, покрывающие все свободное пространство между окнами, старается разобрать: вот на этом рисунке даны параметры катапультирования, на том — таблицы расходования топлива во время полета, примитивная карта с толстыми красными линиями обозначает зону тренировочных полетов полка… Все это он знает назубок…

При чем здесь он, если эту алюминиевую сигару сделали из бракованного материала? Каждый дурацкий мост через вонючий ручей рассчитан на троекратную перегрузку по сравнению с расчетной. Но инженеры делают бак с расчетом на допустимую нагрузку! Переступишь на волосок — и вина ляжет на тебя! Он и переступил на волосок.

— Черт возьми, почему это помещение называется теплушкой, если здесь такой холод?!

Хватит ли этого для преодоления стены молчания?

Ответил поручик Сова, известный тем, что, когда он не летает, а для новичка он летает хорошо, он любит говорить о женщинах и вещах, связанных с ними.

— Это, видимо, потому, что здесь всегда много ребят и никогда не было ни одной женщины.

— Наверное, ты прав, — проронил Мартинек, желая тем самым прервать самолюбивую усмешку Совы над собственной шуткой, — я уже летаю восемнадцать лет, но женщин среди летчиков еще не встречал.

— Все это так, — ответил остроумный Сова, — но если бы здесь собирались балерины, то это помещение не называлось бы теплушкой.

Остальным ребятам эта болтовня пришлась явно не по душе, но, так как молчание было нарушено, поручик Алеш спросил с достаточной для выпускника училища смелостью:

— А что у вас случилось с тем баком, товарищ капитан?

Наконец! Но не может же Мартинек сразу дать понять, что именно об этом ему и хочется говорить.

— С каким баком?

Поручик Алеш понял, что его вопрос был слишком прямым.

— Как вы вообще узнали, что его развернуло?

«Умный парень, — подумал Мартинек. — Хотя здесь все ясно как день. Дело в том, что летчик в «миге» не видит из своего самолета почти ничего. Полковник Каркош однажды сказал, чтобы мы не забывали о том, что мы, собственно, наполовину космонавты и не только потому, что у нас скорости высокие. Когда он начинал летать, он видел не только плоскости, но и киль самолета. Этой возможности у нас теперь нет. Поэтому надо больше думать!»

В громкоговорителе заворчало, двое ребят поднялись, взяли свои шлемы, провели ладонями по шлангу, торчащему из левого кармана, и ушли. Пришла их очередь.

— Как я это узнал? Меня повело чуточку направо. Все было в полном порядке, только повело меня немножко направо, и все…

— А если бы бак был отогнут книзу? Если бы при приземлении он зацепил за землю?

Именно эту возможность имел в виду утром руководитель полетов, когда у него под носом выступили капельки пота.

— Ну и что? Я бы как-нибудь через него перепрыгнул. Но книзу бак отогнуться не мог.

— Вы знали об этом точно?

— Еще бы! Думать надо! При тяге вправо у тебя ничего не может отогнуться книзу.

Поручик Алеш покрутил головой и вздохнул. Через полчаса ему предстоял самостоятельный полет.

— Дело в том, что человек никогда не может точно знать, что может случиться, — продолжал Мартинек, — но, если что-нибудь случается, он должен знать, что же, собственно, произошло. — Немножко приободрившись, он бросил интригующе: — Вот зайдет как-нибудь сюда начальник штаба Марван, так вы его спросите, как он однажды узнал о том, что с ним случилось. — Он сделал паузу и дождался своего.

— А вы не могли бы нам об этом рассказать?

— Могу, конечно. Катапультирование на высоте сто метров. Теоретически — это отчаянная попытка без всякой надежды на спасение. Его как-то немножко подкинуло вверх, и парашют раскрылся в тот момент, когда Марван уже копал носом картошку. Удар о землю оказался не смертельным, но радости от этого было мало. Минут десять он лежал без сознания. Когда он пришел в себя, то увидел, что над ним стоит паренек в соломенной шляпе, тормошит его и кричит: «Кто за это будет платить? Кто за это будет платить?» Марван огляделся и увидел, что его пятнадцатая снесла крышу прелестного домика неподалеку. Так он узнал, что случилось, и снова потерял сознание.

По теплушке пронесся хохот. Тот, кто не знает этих парней и их профессию, наверняка подумал бы, что хохот был слишком грубым. Но дело в том, что отношение к жизни и смерти у летчиков несколько иное, нежели у обычных людей. Ни в этом, ни в каком другом подобном помещении никогда не прозвучала шутка по поводу случая, который действительно кончился трагически. Однако если человек выберется из этой переделки живым, то это всегда рождает шутки. Это один из способов хоть немножко приостановить появление преждевременной седины.

— А как было, товарищ капитан, с тем трактором?..