Франсуаза Малле-Жорис - Дикки-Король

— Нет, вы в руках Дикки! — закричала какая-то девчонка в купальнике. (Ее поддержали другие девушки и парни.)

— Да вам слаб о остановить собак, несмотря на все ваши кривлянья!

И разгневанные юные голоса хором подхватили: «Слаб о ! Слаб о !»

Фитц сжал кулаки.

— Ты же видишь, что это младенцы, — сказал Франсуа хорошо поставленным голосом. — Вполне естественно, что Дикки пришел к нам… Ему в самом деле не с кем было слова сказать! К счастью, благодаря людям, которые сочувствуют нам — они разбросаны по всему миру, — Дикки скоро будет обходиться без клуба фанатов.

— Ложь!

— Да все он врет!

— Разве Дикки нас бросит?

Дирк отошел в сторонку, напустив на себя презрительный вид. Ага, теперь они боятся, а в тот день, потому что им поднесли по стаканчику, были готовы обниматься с этими лжебонзами!

— Им совершенно наплевать, что Дикки клюет на старые как мир трюки! Пока Дикки поет, он может быть буддистом или капуцином, вертеть столы или совершать обряд воду, они будут за него драться! — сказал он Фредди.

— Я думал, что в наше время есть доказательства… — робко заговорил Фредди.

— Доказательства чего?

— Ну что там, наверху, ничего нет, — ответил Фредди, простодушно ткнув пальцем в лазурное небо. — Теперь ведь космонавты летают, и всякое такое прочее…

Дирк рассмеялся.

— То-то и оно, что ничего доказать мы не можем.

— А… ты, как по-твоему, что доказали собаки?

— Они доказали, что Дикки не нуждается в «детях счастья», чтобы совершать невиданные вещи. Вот почему они и завидуют. Поэтому и хотят завладеть им. Им нужен Дикки, а не мы.

— Значит, они против нас.

— Конечно. По крайней мере, большинство из них.

— Те, кто отключил воду?

— Гм-м…

— Если б мы могли отплатить той же монетой! — мечтательно заметил Фредди.

— Знаешь, то, что ты сказал, весьма неглупо! Они бы слегка поутихли. Вот мы и посмотрим, сумеют ли они творить чудеса! Но отключить надо будет не воду, а электричество. Если сегодня вечером мы найдем, где пробки, то завтра, в тот момент, когда они начнут петь, мы вырубим электричество. Свет погаснет, синтезаторы перестанут работать… Через несколько минут мы, естественно, снова дадим свет. По-моему, где пробки, я знаю… Я же видел, как шофер выходил из подвала, когда они опять дали нам воду.

— Я тоже приметил двери, которые ведут в подвалы. А что, если мы стянем у них несколько бутылочек доброго винца? Но двери ведь заперты.

— А чему, как ты думаешь, я научился в тюрьме? — бахвалясь, спросил Дирк.

К нему опять вернулось хорошее настроение.

Около восьми вечера отец Поль заметил, что «семейное» фортепьяно по-прежнему стоит на террасе, и направился к северному крылу; он хотел спросить графа, в какое место тот желает, чтобы они поставили фортепьяно на две ночи. На первом этаже ему преградил путь высокий симпатичный молодой брюнет.

— Господин граф болен, отец мой, — с добродушной улыбкой сказал он. — Его совершенно нельзя тревожить. Абсолютно нельзя.

— А вы кто такой? — опешив, спросил отец Поль.

— Я — Тома, отец мой, брат шофера Джо. Когда нужно, немного помогаю ему тут.

— А, прекрасно… И его действительно нельзя беспокоить…

— Господин граф имел очень тяжелый разговор с племянником, — участливо пояснил Тома. — Он действительно не сможет никого принимать еще… день или два.

Как он и рассчитывал, толстяк поверил ему на слово и ушел. Тома с облегчением вздохнул. Приказ мсье Хольманна был четок: не выпускать графа из комнаты до отъезда фанатов, до понедельника. Скандал мог привести к катастрофе. Пока фанаты будут находиться в замке, нельзя даже приезжать за товаром.

Отец Поль велел поставить фортепьяно в одной из мастерских. «Если граф болен, то он, наверное, даже не обратит внимание, что мы перенесли фортепьяно в другое место», — со вздохом подумал он. Отец Поль чувствовал себя усталым, недомогание, которое угнетало его весь день, не отпускало.

В этот вечер отец Поль опустился в кресло как-то по-стариковски. Он всей душой ждал понедельника, отъезда фанатов и даже Дикки-Короля. Ему надо бы «перезарядить свои аккумуляторы», и сделать это он может лишь в относительном одиночестве, среди своей группы.

Воскресенье. Пять часов утра. Тишина. Рассвет удушающе жаркого дня. Невероятно, что в пять утра уже стоит такая духота, зевая, подумал Тома. Он провел ночь на первом этаже северного крыла, в старом кресле возле лестницы. Из парка, с дальнего конца пруда, он ясно слышал какую-то возню, но не обратил на нее внимания. Он даже не вышел взглянуть, в чем дело. Ему были даны указания не выпускать графа из комнаты до отъезда фанатов (надо сказать, что несчастный старик явно был не в состоянии встать с постели), а Тома всегда исполнял лишь то, что ему приказывали — ни больше, ни меньше. В жизни это было одним из его козырей, наряду с прекрасной фигурой и отсутствием злобности. Мсье Хольманн утверждал, что Джо тоже добрый парень, но в отличие от брата более «самостоятельный». Хорошо это или плохо, мсье Хольманн пока не мог сказать.

Тома услышал прямо над головой легкий, быстрый шорох. Неужели старик поднялся в такую рань! Если бы, на худой конец, ему пришла мысль сварить мне кофе! И Джо, который патрулирует в парке, чтобы не допустить каких-либо происшествий, тоже мог бы подумать о чашке кофе для брата! Правда, пока он донесет кофе из сторожки, он остынет…

— Джо?!

Джо вошел стремительно, но бесшумно.

— Что случилось?

— Дело дрянь, — сдержанно ответил Джо. — Какой-то тип отравил собак.

— Да, грандиозный будет скандал!

Джо несколько минут размышлял.

— Слушай, Тома. По-моему, так рано мы звонить мсье Хольманну не можем. А через несколько минут будет слишком поздно. Пойду возьму тачку и вывезу собак из псарни. Спрячу их в сторожку. Потом подумаем, что делать.

— Да, да… — Когда ему приходилось что-то решать самостоятельно, Тома совсем терялся. — А фанаты где?

— Дрыхнут еще или притворяются.

— Почему притворяются?

— Потому что собак наверняка отравил кто-то из них, вот почему! «Дети» тут ни при чем. Это ясно, как пить дать! Черт бы побрал этих «детей»! Выходят на работу без пятнадцати шесть. Те, что вкалывают на огородах. Мне надо пошевеливаться! Пора мотать!

— Ну и сволочи! — пробормотал Тома в полной растерянности. — Взять и отравить собак, просто так!

«В этом весь Тома как на ладони», — подумал Джо, убегая за своей тачкой. По приказу он убьет сотню людей, но без нужды даже собаке не даст пинка. Нет в нем злобы. И мыслей нет. Джо знает, что он умнее брага; кроме того, ему известно, что иногда это создает неудобства. Для девятнадцатилетнего парня Джо действительно знает слишком многое. И между прочим, понимает, что проявить себя ему придется совсем иным способом; ведь прикинуться таким же безмятежно глупым, как брат, ему никогда не удастся. Может, в это утро, если он никого не разбудит, ему выпадет удача? Он уже слышит, как мсье Хольманн говорит: «Если бы не твоя отличная инициатива, мой маленький Джо, мы бы влипли в грязную историю», и Джо спешит, стараясь, чтобы гравий не заскрипел под колесом тачки.