Йозеф Рот - Сказка 1002-й ночи

— Мицци никогда не требовала алиментов, — удивился Тайтингер. — Какой позор! Что же мне делать, Зеновер?

— Если позволите дать вам совет, то лучше всего отправить мальчика обратно в Грац и погасить накопившийся там долг. Он составляет около трехсот гульденов.

— Да, милый Зеновер, я так и поступлю.

— Теперь пункт номер два, господин барон, — сказал Зеновер и сделал небольшую паузу. — Пункт номер два крайне неприятен. Ваш управляющий просит извинить его, однако он считает своим долгом сообщить господину барону, что после недавней отправки двух тысяч гульденов в Вену дальнейшие выплаты наличными могут оказаться опасными. Господин барон израсходовали за последние четыре года около двадцати пяти тысяч. Наличными остается примерно пять тысяч. Тринадцать тысяч заплачено в погашение векселей вашего кузена, господина барона Зернутти.

— «Скучный» человек этот Зернутти, — заметил Тайтингер.

— Можно сказать и так, — согласился Зеновер.

Он хорошо относился к Тайтингеру, воспринимая его таким, каков тот был, — со всей своей бодрой бессердечностью, с несколькими скудными мыслишками, для которых его череп был, казалось, чересчур просторным помещением, с его страстишками и ребячливыми привязанностями, с бессмысленными замечаниями, которые вылетали у него изо рта наобум святых, вне всякой связи с предметом разговора. Тайтингер был посредственным офицером, все ему было безразлично: его товарищи по полку, его подчиненные, его карьера. Зеновер никак не мог постичь внутренний механизм, заставляющий таких людей, как барон, совершать исключительно бессмысленные, исключительно пустые и вредные для них самих поступки. Для Зеновера, который размышлял о людях и мире больше и интенсивнее, чем весь полк, вместе взятый, не исключая и полковника, Тайтингер оставался загадкой природы. Будь он по крайней мере откровенно глуп! Или, допустим, окажись он явно злым человеком! Раскройся в качестве азартного игрока или страстного любовника! Испытывай он страдания после унизительного перевода в гарнизон из столицы!.. И тем не менее, говорил себе Зеновер, этот человек наверняка несчастен. Может быть даже, он пережил такое сильное горе, что у него навеки отшибло способность думать и чувствовать по-человечески! А может быть, такое несчастье подстерегает его впереди, и он знает об этом и безвольно скользит навстречу. Потому что как иначе можно остаться равнодушным, прослушивая подобные новости? Сидишь тут, объясняешь взрослому мужчине, что он разорен, а в ответ слышишь только: «„Скучный“ человек этот Зернутти»!

— Плохи дела с поместьем, — продолжил Зеновер. — Оно заложено за тридцать тысяч, насколько я могу судить по отчету управляющего, отчасти по вине вашего кузена. Как мне кажется, он уже давно забрал свое, а потом и превысил причитающуюся ему на законных основаниях долю наследства. Ваш покойный дядя, очевидно, распорядился, чтобы ваш кузен не брал без вашего согласия денег со счета, хотя бы и взаймы, не так ли, господин барон?

— Да, пожалуй, — ответил Тайтингер. — Но я всегда соглашался, уж больно скучный он человек. И ведь он все тратит на мальчиков; скажите, Зеновер, вы понимаете, что за удовольствие можно получить от мальчиков?

— Нет, господин барон, — сурово ответил ему Зеновер, — но это и не важно. Важно то, что ваше имение уже три года не приносит доходов. Два года назад вы изволили вырубить небольшой ельник. Торговец лесом обанкротился, и дело кончилось одним задатком. Год назад был большой снегопад в мае, погубивший посевы. В этом году урожай оказался скудным. Дом пришел в негодность, уже более десяти лет там никто не живет. О положении дел с животными и говорить не приходится. Нужны две лошади, но нет денег.

— Сплошное невезение, — сказал Тайтингер.

Он хлопнул в ладоши и заказал еще коньяку — и себе, и Зеноверу. Свой он выпил двумя большими глотками. Молча. И в душе у него уже начала просыпаться тихая обида на Зеновера. Но и невероятную растерянность чувствовал он тоже, а вместе с ней — и смутную благодарность. Потому что нашелся человек, взявший на себя груд прочитать все эти письма и поломать над ними голову. Умный человек этот Зеновер, ничего не скажешь. И, не исключено, он проделывал сейчас с Тайтингером то же самое, что и все умные люди до него, начиная с профессора математики Елинека в кадетском училище: сначала нагнать страху всякими скучными вещами, изнурить слушателя, чтобы затем вернуть ему уверенность в себе добрыми и благоразумными советами. А напрягаться было при этом совершенно не обязательно: достаточно притвориться напряженно и внимательно слушающим — и тогда все опять будет хорошо.

Однако на сей раз Тайтингер просчитался. Когда он, в очередной раз применив проверенную на благоразумных людях схему, спросил у счетовода в унтер-офицерском звании: «Так что же мне делать?» — Зеновер ответил: «Вам, господин барон, уже ничем не поможешь!» Что за странная разновидность благоразумного человека, этот Зеновер!

Довольно долго оба сидели молча. Потом Тайтингер заказал бутылку белого бордо. И взглянул на стенные часы: ужинать было рано, оставался еще целый час. Когда он едва пригубил вино, Зеновер вновь приступил к делу:

— Господин барон, позвольте уж совсем начистоту! — Тайтингер кивнул. — Что ж, ладно. В нынешней ситуации вам придется продать белого жеребца!

— Как? Пилада? — воскликнул Тайтингер. — Уж лучше Валли!

— Нет, за нее дадут мало, и потом все равно придется продать жеребца. Затем вам нужно найти деньги на покупку двух лошадей, вам надо взять отпуск, отправиться в поместье, распорядиться о ремонте дома, провести переговоры с управляющим ипотечного банка, а также с бургомистром, и назначить маленькому Шинаглю нового опекуна. Мне кажется, трехмесячного отпуска хватит, господин барон! И господину кузену вы больше не должны ничего визировать, никакие бумаги, это само собой разумеется. Если вы не выполните всего этого, будущее, как мне представляется, будет ужасным. Вам придется перевестись в пехоту.

— В ландвер? Да вы что! Я не умею маршировать, дорогой Зеновер!

— Это все, что я могу посоветовать. — Зеновер в свою очередь посмотрел на часы. — Позвольте откланяться, господин барон.

— Нет, Зеновер, останьтесь, — сказал Тайтингер — и взгляд у него был при этом умоляющим, как у мальчика, которого решили запереть в темной комнате. — Прошу вас!

— Ну хорошо, — согласился Зеновер.

Ротмистр подошел к вешалке, где висело его пальто, и вытащил пестрые «книжечки» Лазика.

— Вам это известно, дорогой Зеновер?

Зеновер полистал книжечки, прочитал, было, пару страниц, захлопнул и сказал:

— Какая мерзость, господин барон!

— Напротив! — воскликнул Тайтингер. И сообщил, что все лица, описанные в книжечках, «превосходно схвачены». Он сам познакомился с автором и издателем, с Лазиком. И отдал ему последние две тысячи гульденов.