Исабель Альенде - Инес души моей

Солдаты были очень недовольны, потому что не понимали, какого черта мы неделями стоим в этом проклятом месте и почему, как было задумано, не продолжаем двигаться в направлении Чили или не вернемся в Куско, что было бы самым благоразумным. Когда Вальдивия уже почти потерял надежду на прибытие подкрепления, вдруг явился отряд в восемьдесят человек, среди которых было несколько прославленных капитанов. Я не была с ними лично знакома, но Педро рассказывал о них, потому что это были действительно знаменитые люди, такие как Франсиско де Вильягра и Алонсо де Монрой. Первый из них был светловолос, румян, крепко сложен, резок манерами и на его губах постоянно играла презрительная усмешка. Он всегда казался мне неприятным человеком, потому что очень плохо обращался с индейцами, был скуп и презирал бедных, но я научилась уважать его за храбрость и верность. Монрой, уроженец Саламанки, происходивший из знатной семьи, был полной противоположностью Вильягре: изящный, худощавый и щедрый. С ним мы сразу подружились. Вместе с ними приехал Херонимо де Альдерете, бывший товарищ по оружию Вальдивии, тот самый, который когда-то соблазнил Педро отправиться в Новый Свет. Присоединиться к Вальдивии уговорил их Вильягра. «Лучше служить его величеству, чем бесцельно скитаться по землям, где заправляет демон», — говорил он товарищам, имея в виду Писарро, которого презирал всей душой.

С ними приехал еще капеллан-андалусец, человек лет пятидесяти. Это был Гонсалес де Мармолехо, который позже стал моим наставником, — я уже о нем упоминала. Он всю свою долгую жизнь выказывал незлобивость души, но все же, я думаю, ему лучше было бы сделаться солдатом, а не монахом, потому что он слишком любил рискованные предприятия, богатство и женщин.

Эти люди провели несколько месяцев в ужасных джунглях на востоке Перу, где обитает племя чунчо. В их отряде поначалу было три сотни человек, но две трети людей погибло, а те, кто выжил, превратились в измученных голодом и тропическими лихорадками призраков. Из двух тысяч индейцев выжил только один. Среди тех, кто сложил там голову, был и злополучный лейтенант Нуньес, которого Вальдивия послал гнить в джунглях Чунчо, как и обещал, после того как тот попытался похитить меня в Куско. Никто не мог точно сказать мне, что с ним приключилось: он просто растворился в чаще, не оставив по себе ни следа. Надеюсь, он умер христианской смертью, а не окончил свои дни в желудках каннибалов.

Лишения, которые прежде переносили Педро де Вальдивия и Херонимо де Альдерете в джунглях Венесуэлы, были детскими забавами по сравнению с тем, что пережили эти люди в джунглях Чунчо: они страдали от горячих проливных дождей, туч москитов, болезней и голода, увязали в болотах, пытались спастись от дикарей, которые, если им не удавалось поймать христианина, пожирали даже друг друга.

Прежде чем продолжать рассказ, нужно отдельно представить того, кто стоял во главе этого отряда. Это был высокий и очень красивый мужчина, с широким лбом, орлиным носом, большими и влажными, как у лошади, карими глазами. У него были тяжелые веки и устремленный вдаль взгляд, слегка сонный, но смягчавший его лицо. Все это я смогла оценить на второй день, когда он отмыл грязевую коросту и подстриг шевелюру, усы и бороду, которые придавали ему вид человека, потерпевшего кораблекрушение. Хотя он был моложе других прославленных воинов в их отряде, они избрали его предводителем, отдав должное его храбрости и уму. Звали его Родриго де Кирога. Девять лет спустя он стал моим мужем.

Я приложила все усилия, чтобы те, кто выжил в джунглях Чунчо, восстановили силы и здоровье как можно быстрее. В этом мне помогала Каталина и несколько других индианок из моей прислуги, которых я научила врачеванию. Как сказал дон Бенито, эти несчастные только что выбрались из сырого и заросшего растительностью ада джунглей, чтобы тут же отправиться в засушливый и голый ад пустыни. Только на то, чтобы отмыть их, обработать нарывы, выбрать вшей, подрезать волосы и ногти, ушло несколько дней. Некоторые из них были так слабы, что индианкам приходилось кормить их с ложечки жидкой кашей, как маленьких детей. Каталина нашептала мне на ухо, что на такие крайние случаи есть одно инкское снадобье, и мы дали его самым нуждающимся, не объясняя, из чего оно состоит, чтобы не вызвать у пациентов отвращения. По ночам Каталина тайком пускала кровь ламам, делая надрез им на шее. Мы смешивали эту свежую кровь с молоком и небольшим количеством мочи и давали пить больным. Так они быстро выздоровели и уже через две недели были в состоянии отправиться в путь.

Янаконы приготовились к предстоящим страданиям. Они не знали этих краев, но слышали о пустыне ужасные вещи. У каждого на шее висел мех с водой. Эти мехи они делали из кожи ноги ламы, гуанако или альпаки: сдирали кожу целиком и выворачивали ее наизнанку, как чулок, так чтобы шерсть оказалась внутри. Другие использовали мочевой пузырь или кожу морского льва. Индейцы бросали в воду несколько жареных зерен маиса, чтобы они впитали неприятный запах. Дон Бенито устроил приспособления для перевозки большого количества воды: были сделаны большие бочки и мехи на манер индейских. Мы предполагали, что этого все равно будет недостаточно для такого количества ртов, но еще больше нагружать людей и лам было невозможно. Вдобавок местные индейцы не только спрятали все съестное, но и отравили колодцы, как признался под пыткой посланец инки Манко.

Однажды дон Бенито обнаружил, что среди наших янакон затесался чужак, и испросил у Вальдивии позволения допросить его. Негры жгли его на медленном огне. Мне совесть и нервы не позволяют присутствовать при пытках и казнях, поэтому я постаралась убраться как можно дальше, но страшные вопли несчастного, к которым присоединялись голоса янакон, стонавших от страха, слышались на лигу в окружности. Под пыткой он признался, что прибыл из Перу с инструкциями для жителей Чили о том, как действовать, чтобы помешать продвижению виракочей. Поэтому индейцы закапывали съестные припасы, жгли посевы и уходили в горы вместе со всеми животными, которых удавалось взять с собой. Он добавил, что он не единственный гонец, что на юг по тайным тропам отправились сотни посланцев с теми же сообщениями от инки Манко. После того как несчастный рассказал все это, его перестали жечь и казнили для устрашения янакон.

Я выговорила Вальдивии за то, что он позволил совершить такую жестокость, но он с негодованием заставил меня замолчать. «Дон Бенито знает, что делает. Я тебя еще до начала экспедиции предупреждал, что это предприятие не для неженок. Но теперь отступать поздно», — сказал он в ответ.

Как долог и труден был путь через пустыню! Как медленно и тяжело продвигались мы вперед! В бесконечном безводье дни тянулись за днями, один не отличимый от другого. Пейзаж не менялся: бесплодная пустошь, растрескавшаяся земля и голые камни, запах горячей пыли и выжженные солнцем колючки, пылающе-красные краски, зажженные рукой Господа. По словам дона Бенито, этот цвет земле давали залежи минералов, ни один из которых, правда, по дьявольской шутке не был ни золотом, ни серебром. Мы с Педро, чтобы не утомлять животных, часами шли пешком, ведя коней под уздцы. Говорили мы мало, потому что горло пылало, а губы пересыхали. Но мы были рядом, и каждый шаг объединял нас сильнее, каждый шаг внутрь континента приближал нас к мечте, которую оба лелеяли, которая стоила стольких жертв и имя которой было Чили.