Геннадий Марченко - Перезагрузка или Back in the Ussr Книга 2-я

Так что с легкой руки всесильного Ермаша 'Пираты XX века' отправились в советский прокат, и уже в первую неделю едва не побили рекорд сборов, установленный после выхода на экраны 'Марсианина'.

Не успел я порадоваться за успешную судьбу боевика, как до меня дошла новость о назначении на пост Председателя Гостелерадио СССР Николая Николаевича Месяцева. У Лапина обнаружили застарелую язву, которая неожиданно проявила себя не с самой лучшей стороны, и похоже, всесильному Сергею Георгиевичу вообще грозила инвалидность. Понятно, что в таком состоянии управлять огромной телерадиоимперией он не мог, так что из 'запасников' срочно извлекли вполне еще молодого Месяцева. Тот в начале 70-х почему-то попал в опалу, и последнее время прозябал на должности старшего научного сотрудника в отделе исторических наук Института научной информации по общественным наукам Академии Наук СССР. Возвращение на прежний пост состоялось, как я позже узнал, не без участия 'группы товарищей' во главе с Машеровым, которые очень рекомендовали Леониду Ильичу вместо не вылезавшего из больницы Лапина именно кандидатуру Месяцева.

Я планировал в ближайшее время посетить Николая Николаевича со своими планами реорганизации центрального телевидения. Правда, с внесенными правками и доработками. Из общения с Лапиным я для себя сделал кое-какие выводы, которые, надеялся, пригодятся мне в будущем. Несмотря на тяжелый характер и ретроградный склад мышления, это, в общем-то, был умный мужик, который не зря ел свой хлеб на посту Председателя Гостелерадио СССР.

Страна тем временем встретила 60-ю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. Мы с Валей и Данькой сходили на Красную площадь, посмотрели парад и первых лиц государства на трибуне Мавзолея. Все Политбюро во главе с Брежневым, все в пальто одинакового покроя, с красными бантиками на лацканах, улыбаются, машут руками. Лепота!

По ходу дела я готовился и к экзаменам на 'Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров', читая басни и кривляясь перед зеркалом. Кокорева меня проинструктировала насчет того, что мне предстоит выдержать. Приемная комиссия ввиду моих заслуг и внепланового экзамена решила ограничиться творческим этюдом. Но что под этим подразумевается конкретно - даже она не могла сказать. Странно, думалось мне, не на актерский же поступаю, а на режиссера. Но помня слова руководителя курсов, что весь этот экзамен по сути только для галочки, а вопрос с моим зачислением практически решен, я не дергался, а продолжал репетировать.

И вот этот день настал! Я на немного дрожащих ногах вошел в аудиторию, где за длинным столом сидели Эльдар Рязанов, Константин Воинов, Никита Михалков, и возглавлявший комиссию Георгий Данелия.

- Ну вот, товарищи, тот самый Губернский. Вы все его, наверное, хорошо знаете, а у меня он так и вообще участвовал в 'Кинопанораме', - представил меня Рязанов.

- Сергей Андреевич, вы теперь решили и на режиссерское кресло замахнуться? - спросил Данелия.

- Почему бы и нет? Хочу зарабатывать в два раза больше, не только как сценарист, но и как режиссер.

Шутка пришлась ко двору, все рассмеялись, а Михалков даже погрозил пальцем:

- Э-э, дорогой вы наш экзаменуемый, в кино идут не за деньгами, а за самореализацией. Потраченные нервы не стоят того, что вы получите в качестве гонорара.

- А вы же ведь и стихи пишете? - снова включился Данелия.

- Не без того.

- Может быть, прочитаете что-нибудь, в лицах, так сказать? Или у вас все больше о любви?

Тут я задумался. В лицах хотят, да еще и свое... Я-то думал, дело ограничится стандартной басней Крылова. Подстава просто какая-то. А может быть, прочитать им 'Сказ про царя Ивана и заморского шарлатана'? Как-то в редкие минуты безделья мне вспомнился филатовский 'Сказ про Федота-стрельца'. Помня, что произведение будет написано где-то в середине 80-х, подумалось, не сделать ли это мне несколько раньше? Но все же отказался от подобной затеи. Во-первых, при всем желании вспомнить 'Сказ...' дословно не представлялось возможным, а во-вторых - лишать Филатова честно выстраданного произведения просто не поднималась рука. И тут же в голове сами собой родились первые строчки, которые я тут же принялся записывать в блокнот. И вот так несколько дней подряд я, сидя то дома, то за рулем, придумывал, в итоге все это вылилось в такое вот зарифмованное сочинение.

- А давайте я вам прочитаю свой 'Сказ про царя Ивана и заморского шарлатана'?

- Интересно, что это за 'Сказ...' такой, - переглянулись Данелия с Рязановым. - Ну что ж, попробуйте, попытка не пытка.

Я откашлялся и, набрав в легкие воздуха, принялся декламировать:

Много лет тому назад

Стоял в поле стольный град

Восседал в нем царь Иван

Не дурак и не тиран.

Был из славного он роду

В общем, нравился народу.

Время, о котором сказ -

Расскажу вам без прикрас

Царь давно уж был вдовцом

Но - заботливым отцом.

Он души не чаял в дочке

В Ярославне, в ангелочке

Хороша собой девица

Знать, и добрая царица

Будет наперед она

И отличная жена.

(Все мечтал седой отец

Выдать замуж наконец

Дочь, она - уж если честно

Засиделася в невестах).

Между делом следил за реакцией экзаменаторов. Увидев, что на их лицах появилась какая-то заинтересованность, продолжил с воодушевлением:

Как-то раз - была среда

Приключилася беда.

Занедужила дивчина

Что за напасть, в чем причина?

Лекари уж сбились с ног

Но помочь никто не мог

Хуже было Ярославне

Хоть сидела она в ванне

В коей плавали пиявки

И напрасно пила травки

Ни экстракты, ни настойки

Не подняли ее с койки

Угасала с каждым днем

Изнутри горя огнем.

Царь не спал совсем ночами

Ходил с красными очами

Исхудал Иван, постился

Сутки напролет молился.

Но однажды на рассвете

Ни в носилках, ни в карете

А пешком пришел старик

То ль узбек, а то ль калмык.

'Передайте, что я лекарь

Знатный травник и аптекарь

Могу вылечить царевну

Из девицы изгнать скверну

А зовут меня Талгат

Будет царь мне только рад'.

Донесли Ивану весть

Тот велел старца привесть

Говорит: 'Мне Ярославну

Исцелить ты должен справно

Доверяю как врачу

И тебя озолочу

А не сможешь - так и знай

На себя тогда пеняй'.

Молвил седенький старец

Держа посох за конец:

'Черви выползли из почвы,

Ими накормите дочь вы,

Без гарнира и приправ,

Лишь добавьте в яство трав'.

И достал он из котомки,

Споро развязав тесемки,

Два пучка травы душистой

Протянул рукою мшистой

Удивленному царю

'Эти травы я дарю!

С вас не смею просить платы

Ни алмазов в шесть каратов

И ни злата с серебром