Кадзуо Исигуро - Погребённый великан

— Держись подальше от их копий, принцесса. Собаки с виду спокойны, но вот саксы точно могут от страха учудить какую-нибудь глупость.

— Если это они тебя испугались, старика стариком, то я им сейчас покажу, как сильно они ошибаются.

И она храбро пошла к воротам. Стражники обступили её со всех сторон и принялись слушать, бросая на Акселя подозрительные взгляды. Потом один из них по-саксонски крикнул ему подойти поближе к факелам — наверное, чтобы убедиться, что перед ним настоящий старик, а не переодетый молодчик. Обменявшись с Беатрисой ещё несколькими фразами, стражники пропустили супругов внутрь.

Аксель подивился тому, что деревня, которая с расстояния выглядела как два ровных кольца домов, теперь, когда они шагали по узким улочкам, оказалась беспорядочным лабиринтом. Конечно, свет был уже не тот, но, следуя за Беатрисой, он не мог уловить в организации поселения никакой логики или системы. Дома неожиданно вырастали прямо у них под носом, преграждая путь и вынуждая сворачивать в переулки. Кроме того, супругам приходилось идти с ещё большей осторожностью, чем по дорогам за пределами изгороди: не только потому, что земля была вся в рытвинах и покрыта лужами после недавнего ливня, но и потому, что саксы считали вполне приемлемым бросать посреди дороги всё что ни попадя, даже булыжники. Но больше всего Акселя тревожил неприятный запах, который то усиливался, то слабел по мере того, как они продвигались вперёд, но никогда не исчезал совсем. Как и все люди в те времена, он легко мирился с запахом экскрементов, как людских, так и животных, но преследовавшая супругов вонь была гораздо противнее. Вскоре он определил её источник: по всей деревне, перед домами или на обочинах, местные жители навалили горы гниющего мяса — в качестве жертвоприношений разнообразным богам. В какой-то миг Аксель, поразившись особенно сильной волне смрада, повернулся и увидел свисавший с навеса одной из крыш тёмный предмет, чья форма изменилась у него на глазах, когда слетели облепившие его мухи. Мгновение спустя им повстречалась свинья, которую тащила за уши ватага ребятишек, собаки, коровы и ослы бродили повсюду без всякого присмотра. Немногие встреченные ими жители смотрели на них молча или же быстро исчезали за дверьми и ставнями.

— Сегодня вечером здесь творится что-то странное, — прошептала на ходу Беатриса. — Обычно в такое время они сидят у себя перед домами или, может, собираются кружком, смеются и болтают. И за нами уже давно увязались бы дети, приставая с вопросами и решая, стоит им как-нибудь нас обозвать или напроситься в друзья. Везде такая страшная тишина, и мне от этого не по себе.

— Мы заблудились, принцесса, или всё ещё идём к тому месту, где нам дадут кров?

— Я думала сначала зайти к той женщине за снадобьями. Но раз тут такие дела, наверное, лучше сразу пойти в общинный дом, чтобы не нажить неприятностей.

— Мы далеко от дома знахарки?

— Если я правильно помню, то уже совсем близко.

— Тогда давай посмотрим, там ли она. Даже если в твоей боли нет ничего страшного, как мы уже поняли, всё равно нет смысла её терпеть, раз от неё можно избавиться.

— С этим можно подождать до утра, Аксель. Я и боли-то не замечаю, пока мы не начинаем о ней говорить.

— Пусть так, принцесса, но мы уже здесь, так почему бы не зайти к той мудрой женщине?

— Давай так и сделаем, если ты настаиваешь, Аксель. Хотя я с радостью оставила бы это на утро или даже до следующего раза, когда мне доведётся пройти через это место.

Продолжая разговор, супруги повернули за угол и оказались на деревенской площади. В центре пылал костёр, и вокруг него, в свете огня, собралась большая толпа. Тут были саксы всех возрастов, даже крошечные детишки на руках у родителей, и Акселю было подумалось, что они забрели на какой-то языческий обряд. Но, когда они остановились, чтобы рассмотреть открывшуюся им сцену, он увидел, что внимание толпы не обращено ни на что конкретное. Лица людей были мрачными, чуть ли не испуганными. Говорили все приглушёнными голосами, и в воздухе стоял беспокойный ропот. Акселя с Беатрисой облаяла собака, которую тут же отогнали тёмные фигуры. Те немногие из толпы, кто заметил пришлых, безучастно смотрели в их сторону и тут же теряли к ним интерес.

— Кто знает, что за беда у них стряслась, Аксель. Я бы ушла отсюда подальше, но дом знахарки где-то близко. Давай посмотрим, получится ли у меня его отыскать.

Направившись к ряду хижин справа, супруги увидели, что в тени скрывалось ещё больше народу, молча наблюдавшего за толпой у костра. Беатриса остановилась и заговорила с какой-то женщиной, стоявшей перед дверью своего дома, и Аксель через какое-то время понял, что это и есть та самая знахарка. В темноте ему не удалось толком её рассмотреть, но он заметил, что женщина эта высокая, с прямой осанкой, вероятно, средних лет, с наброшенной на плечи шалью, в которую она зябко куталась. Женщина с Беатрисой продолжали тихо беседовать, поглядывая то на толпу, то на Акселя. Наконец знахарка знаком пригласила их войти в хижину, но Беатриса, подойдя к мужу, тихо сказала:

— Позволь мне поговорить с ней наедине, Аксель. Помоги снять поклажу и подожди здесь.

— Нельзя ли мне пойти с тобой, принцесса, хотя я и вряд ли пойму саксонский язык?

— Это женские дела, муж. Позволь мне поговорить с ней наедине, она обещает тщательно осмотреть моё старое тело.

— Прости, принцесса, я не подумал. Давай твою котомку, я подожду здесь, если тебе так хочется.

Когда обе женщины ушли в дом, Аксель почувствовал ужасную усталость, особенно в плечах и ногах. Сняв собственную поклажу, он прислонился спиной к стене из дёрна и принялся глядеть на толпу. Вокруг нарастало беспокойство: одни люди выходили из окружавшей его тьмы и вливались в толпу, а другие, напротив, спешили прочь от огня и тут же возвращались. Пламя выхватывало из мрака отдельные лица, оставляя другие в тени, но постепенно Аксель пришёл к заключению, что все эти люди ждут, и довольно нетерпеливо, когда кто-то или что-то появится из бревенчатой постройки слева от костра. Должно быть, внутри здания, судя по всему, служившего саксам местом для собраний, горел собственный костёр, потому что за окнами попеременно то вспыхивал свет, то воцарялась тьма.

Аксель уже почти задремал, прислонившись спиной к стене, из-за которой доносились приглушённые голоса Беатрисы и знахарки, когда толпа вдруг всколыхнулась, дружно охнув. Из бревенчатой постройки вышли несколько мужчин и направились к костру. Толпа расступилась перед ними и затихла, словно в ожидании объявления, но объявления не последовало, и постепенно люди сгрудились вокруг вновь прибывших, и снова поднялся гул голосов. Аксель заметил, что почти всё внимание толпы досталось тому, кто вышел из здания последним. На вид ему было не больше тридцати, но в нём чувствовалась прирождённая властность. Хотя одет он был скромно, как простой крестьянин, ни на кого из деревни он похож не был. И дело было не только в том, как он закинул край плаща через плечо, открывая взглядам ремень с притороченной к нему рукоятью меча. И не в том, что его волосы были длиннее, чем у кого бы то ни было из местных жителей, — они свисали почти до плеч, и он подвязал несколько прядей тонким ремешком, чтобы те не падали ему на глаза. Собственно, Акселю даже пришло в голову, что этот человек подвязал волосы, чтобы они не падали ему на глаза во время битвы. Эта мысль пришла к нему сама собой и ошарашила его только по размышлении, потому что это было скорее похоже на узнавание. Более того, когда незнакомец, широкими шагами направившись в гущу толпы, позволил руке соскользнуть на рукоять меча, Аксель почти физически ощутил особую смесь спокойствия, возбуждения и страха, которую могло вызвать такое движение. Пообещав себе вернуться к этим странным ощущениям когда-нибудь потом, он выбросил их из головы и сосредоточился на разворачивавшемся перед ним действии. Мужчину отличали от окружающих прежде всего осанка и то, как он двигался и держал себя. «Как бы он ни старался выдать себя за обычного сакса, — подумал Аксель, — этот человек — воин. И, вероятно, из тех, кто способен устроить великое разорение, будь на то его воля».