Сергей Ермолов - Добро пожаловать в ад

Как только мы вошли в лес, сразу попали на тропинку. После недавних дождей в лесу было очень сыро. Туман начал рассеиваться.

Когда уходишь на несколько дней, погода уже не имеет значения. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь. Потом опять вымокнешь. Привыкнуть можно ко всему.

Многодневный поиск боевиков всегда был однообразен. Сегодня – лес, завтра – лес. Ручьи, которые приходилось преодолевать, были похожи друг на друга.

Мы шли по склону, который уже подвергся обстрелу. Повсюду были видны воронки от взрывов снарядов, расщепленные стволы деревьев, валялись ветки.

Я взглянул на часы. Было около пяти часов, а казалось, что уже наступили сумерки. Темные тучи опускались ниже и быстро двигались к северу. Заблудиться мы не могли. Могли только опоздать. В горах расстояние очень обманчиво. Мы шли целый день, высота 1856, на которую должны были подняться, словно удалялась от нас.

Наступил вечер. Вокруг было так тихо, что казалось будто звенело в ушах. Я шел осторожно, стараясь не споткнуться. Горячий воздух был насыщен влагой. День близился к концу. Надо было устраиваться на ночь.

Я никогда не затягивал движение до сумерек и останавливался на ночлег так, чтобы засветло успеть подготовить безопасные позиции. Пока бойцы оборудовали место стоянки, я решил осмотреть ближайшие окрестности. Темнота быстро сгущалась около кустов и внизу под деревьями. Я осматривался, прислонившись к пню. Кусты и деревья начинали принимать неопределенные очертания. Казалось, что в них кто-то скрывается и передвигается с места на место. Я не мог сидеть спокойно и вертелся, оглядываясь по сторонам. Несколько раз, когда раздавался какой-нибудь неожиданный звук, я нервно вздрагивал. У меня чесалась нога, и я тер ее рукой. Я думал лишь о том, что раз снами еще ничего не случилось, то неизбежно скоро случится.

День закончился, но прохлада не наступила.

Ночь была жаркая, я спал плохо, лишь дремал. Какие-то насекомые не давали сомкнуть глаз. Я нервничал и с нетерпением ждал рассвета.

Мои нервы были напряжены больше, чем когда-либо прежде. Я сильно потел и со страхом думал о наступающем утре. Меня охватило чувство недовольства собой. Я сердился на себя за то, что слишком полагался на всякие предчувствия. За ночью следовал день, а за долгим переходом – усталость. Я старался не думать об этом. Во всем теле чувствовалась слабость.

Ребят разбудил дождь – мелкий и частый. Проснувшись, каждый какое-то время прислушивался, не шевелясь и не оглядываясь. Я различал грязные лица, заросшие щетиной.

Ночи не приносили облегчения. Мы просто располагались на привал в зарослях, выставляли посты и пережидали ночь.

Поднявшись, я споткнулся о какую-то кучу, которая оказалась спящим Капустиным.

С рассвета казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но к одиннадцати часам утра погода улучшилась. Туман рассеялся и исчез. Местность вокруг была однообразна: поляны, овраги, кусты, отдельные деревья. Фадеев толкнул один камень, который при падении произвел целый обвал.

Спуск был очень сложным и занял у нас два часа.

После небольшой остановки я потащился дальше. Отдых не пошел мне на пользу. Пройдя всего несколько сот метров, я чувствовал такую усталость, как перед привалом. От горячих лучей солнца кружилась голова. Иногда от приступов тошноты в глазах появлялась мутная пелена. Земля впереди темнела, быстрее билось сердце, рот наполнялся горечью. Ноги настолько устали, что каждую минуту я мог рухнуть на землю.

Неожиданно я понял, что для меня наступил предел. Все тело болело. Руки и ноги дрожали так, что трудно было прикурить сигарету. В любой момент я мог упасть и больше не встать. У меня появилось желание вскинуть автомат и разрядить его в голову идущего впереди Петунина. Чтобы сдержаться, я крепко сжал челюсти.

В невыносимой жаре для меня не существовало ничего, кроме собственного упорства. Усталость была так сильна, что исчезли все другие ощущения. Мне казалось, что я бегу, шел медленнее обычного. Я был вынужден часто останавливаться, чтобы восстановить дыхание.

За этот день я так устал, как не уставал никогда прежде. Бойцы растянулись и шли вразброд. До блок-поста оставалось пара километров, но это небольшое расстояние далось мне труднее двадцати в начале поиска.

Часов в пять начал накрапывать дождь. Мы попытались ускорить движение. Скоро тропа разделилась на две. Одна шла за реку, другая – в сторону расположения полка, но поднималась в гору. Мы пошли в гору. Начали попадаться тропы, пересекающие нашу в разных направлениях.

Когда мы подходили к расположению части, было уже совсем темно. Я очень устал, а грязное тело невыносимо чесалось.

Никогда в жизни мне не приходилось уставать сильнее.

23

Вчера вечером двоих солдат тяжело ранил мальчишка лет десяти. Подошел, попросил закурить и из пистолета завалил обоих. Забрал оружие. Один из раненых скончался.

На этой неделе из трех, вышедших на «прочесывание» групп, вернулась одна. У нас было совсем не много шансов уцелеть.

Я получил приказ организовать засаду и «прочесать» село, в котором, по полученным данным, должно было состояться совещание полевых командиров боевиков.

Я ощущал, что сегодня со мной должно было произойти что-то ужасное. Бог всегда делает так, что узнаешь о приближении страшного и поэтому мне надо было быть осторожным, позаботиться о себе.

Мы опять шли в село, которое уже брали с большими потерями федеральные войска. Боевики взяли его без боя, пройдя под видом мирных жителей.

За последнее время все чаще стали погибать головные дозоры. Засады и ловушки появлялись на пути маршрутов разведгрупп слишком часто. Я старался действовать вдвойне осторожно. Для того, чтобы сохранить жизнь, не следует бездумно следовать всем приказам.

Одна из разведрот, ведущих поиск боевиков в этом районе просто исчезла. Я видел, как уверенно они уходили на задание. Ни один из бойцов не вернулся. Они ни разу не вышли на связь. Чечня поглотила их без следа.

Слова, и их прежнее значение, потеряли для меня прежний смысл, как и все то, что предшествовало войне. Но людей, за которой следили миллионы людей во всем мире, для меня словно не было. Как не было и ничего другого, кроме собственного длительного бреда, сквозь который я медленно и неуклонно приближался к смерти.

Моя смерть могла оказаться снайперской пулей. Потом меня ожидало медленное умирание на жаре в течение часа, потому что в бою никто не способен оказать помощь. Мне могла представиться возможность сознавать, наблюдать и изучать собственную смерть. Невозможно знать точно, сколько времени проходит с момента ранения до того, когда начинаешь чувствовать боль.