Вэнделин Ван Драанен - Привет, Джули!

Моей же проблемой было то, что помочь Джули я не успел. На следующий день я вернулся из школы и увидел, как дедушка делает то, что собирался сделать я.

Нет, минутку. В это невозможно поверить. Мой дедушка не работает в саду. По крайней мере, мне он никогда помощи не предлагал. И мой дедушка живет в домашних тапочках — где он взял эти рабочие ботинки? А джинсы и фланелевую рубашку — что здесь происходит?

Я спрятался за домом соседей и наблюдал за ними минут десять-пятнадцать. И чем дольше я наблюдал, тем сильнее злился. За эти несколько минут дед сказал Джули больше, чем мне за полтора года. Чем ему так понравилась Джули Бейкер?

По дороге домой мне пришлось перелезть через два забора и пугнуть глупого соседского терьера, но зато мне удалось избежать садовой вечеринки напротив.

За домашнюю работу я в этот вечер даже не садился. Как же я разозлился! Ведь я по-прежнему был полным кретином, да к тому же Джули и дедушка, работая, вместе смеялись надо мной. Разве я получал от него хотя бы улыбку? Обычную улыбку? Не припомню! А теперь он стоял по колено в грязи на ее дворе и смеялся.

К ужину дедушка принял душ и переоделся в свою обычную одежду, но выглядел он не как обычно. Было такое ощущение, что внутри него словно загорелся свет.

— Добрый вечер, — сказал он, усаживаясь за стол. — О, Пэтси, выглядит аппетитно!

— Ну, пап, — с улыбкой ответила мама, — эта зарядка на соседнем дворе, похоже, пошла тебе на пользу.

— Да, — согласился папа. — Пэтси сказала мне, вы провели там полдня. Если вам так хотелось сделать что-нибудь для дома, почему же вы нам не сказали?

Папа просто пошутил, но мне показалось, что дедушка воспринял это иначе. Он положил себе фаршированную сыром картошку и сказал:

— Передай соль, Брайс.

Между моим отцом и дедом определенно создалось напряжение, но оно исчезло бы, попытайся папа исправить ситуацию.

Но папа не попытался. Вместо этого он поинтересовался:

— Так почему именно девочка решила привести двор в порядок?

Дедушка очень аккуратно посолил картошку, а потом посмотрел на меня. «О, нет», — подумал я. На секунду мне показалось, что мне уже никогда не избавиться от этих яиц. Два года тайком от всех выбрасывать их, два года избегать разговора с Джули о ее курах и яйцах, два года терпеть ее ранние визиты — и ради чего? Дедушка все знал, я видел это по его глазам. Через секунду он все расскажет, и мне конец.

Но случилось чудо. Дедушка с минуту сверлил меня взглядом, а потом ответил:

— Просто ей так захотелось, только и всего.

С меня градом катил пот, и когда папа заметил: «Это был только вопрос времени. Когда-нибудь кто-то должен был приняться за этот двор», дедушка снова посмотрел на меня, и я знал — он не позволит мне забыть об этом.

Помыв посуду, я отдыхал у себя в комнате, когда вошел дедушка, закрыл за собой дверь и сел на мою кровать. И все это он проделал без единого звука. Ни кряхтения, ни кашля, ни даже дыхания... Клянусь, он двигался как настоящее привидение.

Конечно, я от страха подогнул колени и даже уронил карандаш, но постарался говорить как можно увереннее.

— Здравствуй, дедушка. Ты пришел провести поучительную беседу?

Дедушка сжал губы и смотрел прямо на меня.

Я сломался.

— Дедушка, я знаю, я все испортил. Я должен был сразу все ей сказать, но не смог. Я думал, что это прекратится само собой. Ну как долго курицы могут нестись? Это ведь началось в пятом классе! Разве они не должны когда-нибудь остановиться? Да и что мне было делать? Сказать ей, что мама боится сальмонеллы? А папа просил сказать ей про аллергию — да кто в это поверит? И я продолжал выбрасывать их, ты понимаешь? Я думал, они просто были лишними.

Дедушка едва заметно кивнул.

Я вздохнул и продолжал:

— Спасибо, что ничего не рассказал за ужином. Я — твой должник.

Дедушка приподнял занавеску и взглянул на дом напротив.

— Человеческий характер формируется очень рано, сынок. Твой выбор повлияет на всю твою дальнейшую жизнь. — Он немного помолчал, потом опустил занавеску и добавил: — Мне тяжело видеть, что ты заплыл уже так далеко, что не можешь вернуться.

— Да, сэр.

Дедушка нахмурился и сказал:

— Перестань говорить мне «да, сэр», Брайс. — Он встал. — Просто подумай над моими словами, и когда в следующий раз окажешься перед выбором, поступи правильно. Иначе ты навредишь очень многим.

И дедушка ушел.

На следующий день я после школы заглянул к Гэррету, и когда вечером его мама привезла меня домой, дедушка этого даже не заметил. Он был слишком занят в саду Джули.

Я попытался сделать домашнюю работу в столовой, но мама вернулась с работы и принялась болтать по телефону, а когда в столовой показалась Линетта, они развели горячую дискуссию о том, что из-за своего макияжа она очень напоминает раненого енота.

Линетта. Клянусь, она никогда не научится молчать.

Я собрал вещи и перебрался в свою комнату, только это не помогло. Во дворе напротив вовсю орудовали бензопилой, а когда пила замолкала, я отчетливо слышал стук молотка. Я выглянул в окно и увидел Джули, забивающую гвозди. Серьезно. Она держала гвозди в зубах как стальные сигареты, заносила молоток высоко над головой и ударяла по шляпке гвоздя с такой силой, что он входил в дерево, как в масло.

На секунду в моем воображении гвоздь исчез, и вместо него Джули с треском разбивала на куски мою голову. Я вздрогнул и опустил занавеску, бросил домашнюю работу и уставился в телевизор.

Работа во дворе продолжалась всю неделю. И каждый вечер дедушка возвращался с розовыми щеками, удивлял здоровым аппетитом и осыпал комплиментами мамину стряпню. А потом наступила суббота. Меньше всего мне хотелось просидеть весь день дома, пока дедушка копается в грязи и помогает приводить в порядок двор Джули. Мама попыталась заставить меня заняться нашим двором, но я бы чувствовал себя очень глупо, подстригая газон, в то время как напротив шла бурная перепланировка.

Так что я заперся в комнате и позвонил Гэррету. Его не было дома. У всех, кому я звонил, были другие дела. А уговаривать маму с папой поехать в кино или в торговый центр было бесполезно. Они бы сказали, что я должен заняться газоном.

Итак, я оказался в ловушке.

И мне оставалось только одно — наблюдать в идиотское окно за Джули и дедушкой. Это было невыносимо, но именно этим я и занимался.

Наконец я не выдержал. Бросился к задней двери, вылетел во двор и перемахнул через забор. Я должен был убраться отсюда.

Могу поклясться, в тот день я прошел километров десять. Не знаю, на кого я злился сильнее — на дедушку, на Джули или на себя самого. Что со мной не так? Если я так хотел извиниться перед Джули, почему же просто не пошел и не помог ей? Что меня остановило?