Вэнделин Ван Драанен - Привет, Джули!

Похожая на радугу... Как-то не сходится. Джули всегда казалась мне довольно пыльной.

Я включил настольную лампу и вытащил из ящика газету со статьей про Джули.

Так я и думал — журналисты повернули все так, будто Джули пыталась спасти гору Рашмор. Они назвали ее протест «гласом вопиющего в пустыне», а ее саму «ярким маяком, проливающим свет на загнивание нашего когда-то великого, сильного общества».

Да бросьте. В чем проблема-то? Парень решил спилить дерево, растущее на его земле, чтобы построить дом. Его земля, его дерево, его решение. Конец истории. Большая часть статьи — полная ерунда.

С одним исключением. За исключением интервью с Джули. Может, это было из-за резкого контраста с пафосной чушью репортера, я не знаю, но Джули сказала совсем не то, что я ожидал. Я думал, она примется расхваливать себя, но ошибался. Ее мысли были такими... как бы это сказать... глубокими. В сидении на этом дереве для нее было что-то глубоко философское.

А самое странное, что я это понял. В ее словах было много смысла. Она говорила о том, как чувствовала себя там, на высоте, и как это чувство словно переносило ее в другое измерение. «Когда ты так высоко и тебя обдувает ветер, — говорила Джули, — возникает ощущение, словно истинная красота целует твое сердце». Кто еще в средней школе может сказать подобное? Из моих друзей точно никто.

Еще в статье были слова о том, как целое может быть гораздо больше суммы своих частей, и что людям порой необходимо нечто, что поможет им подняться над собственными жизнями и понять, какое это чудо — просто жить.

Я несколько раз перечитал ее интервью. Когда же она начала думать о таких вещах? Да, конечно, Джули Бейкер всегда была очень умной, но дело ведь не в учебе на одни пятерки, здесь что-то гораздо большее.

Прочти я эту статью месяц назад, я бы скомкал ее и тут же выкинул в помойку, но сейчас она так много значила для меня. Слишком много.

Месяц назад я бы не обратил ни малейшего внимания на фотографию Джули, но сейчас я не мог отвести от нее взгляд. Не от большой, где были видные в основном пожарные машины, а не Джули. А от другой, внизу страницы. У кого-то был невероятно мощный фотоаппарат, потому что было понятно, что Джули сидит на самой верхушке дерева. Она смотрит вдаль, ветер развевает ее волосы, она будто парит в потоках солнечного света.

Столько лет я избегал Джули Бейкер, старался вообще на нее не смотреть, а вот теперь просто не мог наглядеться. Внутри что-то екнуло, сжалось, и мне это совсем не понравилось. Ни капельки. Честно говоря, меня это жутко напугало.

Я засунул газету под подушку и постарался вспомнить, какой занозой была Джули Бейкер. Но мои мысли постоянно возвращались к статье, и вскоре я вытащил эту дурацкую газету из-под подушки.

Я просто схожу с ума!

Все, хватит. Выключаю свет и сплю. Каким же слепцом я был, я ничего не понимал. Теперь настало время во всем разобраться.

Я никогда не стыдилась своего дома. Никогда не говорила: «О! Как бы мне хотелось жить в другом районе — там дома гораздо новее и красивее!» Здесь я выросла. Это мой дом.

Конечно, я знала про двор. Мама всегда была им недовольна, но не настолько, чтобы что-то предпринять. Так мне казалось. Но, наверное, мне стоило задуматься. Почему в доме так чисто и красиво, а на дворе такой кошмар? Дома не было ни пылинки. Ну, за исключением комнаты мальчиков. Мама перестала там убираться, когда узнала про змею. Если они достаточно взрослые, чтобы держать змею, сказала она моим братьям, значит, они уже вполне могут сами убираться в своей комнате. Мэтт и Майк здраво рассудили, что нужно всегда закрывать дверь, чтобы никто не видел царившего в их комнате беспорядка.

Я и о деньгах никогда не думала, точнее об их отсутствии. Я знала, что мы не богаты, но я никогда ни в чем не нуждалась. То есть ни в чем, что можно купить за деньги.

Мэтт и Майк часто что-то просили, и хотя мама отвечала им: «Нет, мальчики, мы не можем себе этого позволить», я понимала это как: «Нет, мальчики, вы этого не заслуживаете» или «Нет, мальчики, на самом деле вам это не нужно». Я увидела все в истинном свете только тогда, когда Брайс назвал наш дом настоящей помойкой.

И касалось это не только двора. Папин грузовик, мамина машина, мой велосипед были словно сделаны из ржавчины, да и покупали мы что-то, как правило, в магазине подержанных товаров. И мы никогда не ездили отдыхать. Ни разу.

Почему? Папа работал больше всех в мире, и мама иногда работала даже без выходных. Но если они так много работали, почему же у нас ничего не было?

Спрашивать об этом у родителей казалось мне ужасно невежливым. Но со временем я поняла, что спросит придется. Просто придется. Каждый день я возвращалась из школы на своем ржавом велосипеде, проходила мимо сломанного забора и усеянного рытвинами двора и думала: сегодня, я спрошу у них сегодня.

Но не спрашивала. Не знала как.

А потом у меня появилась идея. Я поняла, как можно поговорить с ними об этом и даже немного помочь.

В тот вечер мои братья работали в музыкальном магазине, за ужином мы почти не разговаривали, поэтому я глубоко вдохнула и сказала:

— Я тут подумала, ну, если у меня будет молоток, гвозди и немного краски, я вполне могла бы привести в порядок двор. И сколько стоят семена для газона? Наверное, не очень дорого? Я могу посадить газон и даже цветы.

Родители перестали есть и посмотрели на меня.

— Я знаю, как пользоваться пилой и молотком — это будет такой проект.

Мама перевела взгляд с меня на папу.

Он вздохнул и сказал:

— Мы не отвечаем за двор, Джулианна.

— Не отвечаем?

Папа покачал головой и ответил:

— За него отвечает мистер Финнеган.

— А кто такой мистер Финнеган?

— Человек, которому принадлежит этот дом.

Я не поверила своим ушам.

— Что?

Папа прокашлялся и произнес:

— Он землевладелец.

— Ты хочешь сказать, что это не наш дом?

Мама с папой многозначительно переглянулись, но я не поняла, что бы это значило. Наконец папа сказал:

— Я думал, ты об этом знаешь.

— Но... Разве землевладелец не должен сам все чинить? Например, крышу, когда она протекает, или прочищать каминную трубу, когда она засоряется? Этим всегда занимаешься ты, папа. Почему ты это делаешь, если это его обязанности?

— Потому что, — папа вздохнул, — это проще, чем просить владельца о помощи.

— Но если...

— И, — перебил меня папа, — благодаря этому он не повышает арендную плату.

— Но...

Мама взяла меня за руку.

— Милая, прости, если это расстроило тебя. Нам всегда казалось, что ты знаешь.

— А как же двор? Почему дома мы убираемся, а там нет?

Папа нахмурился и ответил:

— Когда мы подписывали договор ренты, он заверил нас, что будет сам чинить забор, приводить в порядок двор и стричь кустарник. Очевидно, это никогда не произойдет. — Он покачал головой. — Ми не можем сами это сделать, новый забор стоит очень дорого. Я не могу вкладывать такие деньги в то, что нам не принадлежит. К тому же это дело принципа.