Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1

Когда я приехал из первого отпуска, и на контрабанде заработал хорошие злотые, то прежде всего, решил, как следует одеться. Пошил светло-коричневый костюм, купил такого же цвета шляпу, а вот ботинки у меня были чёрные, и, как вы понимаете, они не гармонировали с моей одеждой. Я какое-то время ходил, как есть, но всегда хотел купить, в то время жутко модные, полуботинки светло-коричневого цвета на каучуковой подошве. Свободно их в продаже не было, и поэтому я попросил своего коллегу по заводу и по запрещённому бизнесу пана Льяну, помочь мне в покупке таких ботинок. Он согласился, и в выходной день, мы с ним встретились на площади, где был расположен большой универмаг. Когда мы с ним пошли подниматься на второй этаж, то я увидел большую картину, которая была нарисована на стене. Я эту картину видел и раньше, рассматривал её, но так и не понял, что художник хотел изобразить на ней. Картина нарисована была в новом стиле, для того времени, так называемом «Абстракционизм». В центре картины, был, изображён мужчина, у которого, ноги, были отдельно, и находились в разных местах картины. Туловище, было без головы, она была далеко впереди его. Лицо выражало страх: глаза расширены, волосы растрёпаны, рот открыт, как будто он что-то кричит. У туловища, одна рука была при нём, которая под «мышкой», держала рулон ткани, а другая была нарисована в самом верху картины. На втором плане картины, были нарисованы прилавок, рулоны вроде как материала, ну и ещё кое-что. Когда мы рассматривали это изображение с Ирой, то она по этому поводу сказала: «На мой взгляд, такие картины рисуют только ненормальные люди, шизики, у них в голове шарики стоят не в определённом плане, а разбросаны, вот у них и получаются такие картины». Стоим с Ириной перед картиной, на неё смотрим и оба молчим. Я хотел спросить у Ирины кто такие шизики, но, делать это не стал, чтобы в очередной раз не попасть в неудобное положение. Далее Ирина продолжила: «Я думаю, что такое искусство не стоит внимания общественности, так что пойдём на второй этаж за покупками». И мы пошли, но тогда и позже, эта картина у меня из головы не выходила, мне было интересно, что же хотел изобразить на ней художник. И вот я снова стою перед этой картиной и стараюсь угадать, что людям он хотел сказать. Льяна тоже остановился, и смотрит то на меня, то на картину. Затем он не выдержал моего внимания к картине и спрашивает у меня: «Семён, ты что в ней нашёл хорошего?» — «Да я не знаю, что в этой картине хорошего, но мне хочется понять, что художник хотел нам сказать, нарисовав это. Понимаешь, Сильвестр, если взять и все конечности поставить на место к телу, то получается бегущий человек с рулоном ткани под мышкой. Судя по ногам, по лицу этот человек бежит, при том бежит быстро, значит, от кого-то убегает. Скорее всего, это вор, украл тюк ткани, и убегает из магазина». Льяна, глядя на картину, выслушал меня, затем говорит: «Знаешь, Симон, я в этом деле ничего не понимаю, но если ты хочешь, узнать что здесь изобразил художник, то давай спросим у работников магазина, они наверняка знают что и как. В этот момент к нам подошла женщина лет сорока, одетая в форму работника универмага и спросила у нас: «Цо панам птшебно?» Льяна на польском языке, объяснил ей наш интерес и она уже на смешанном русско-польском языке сказала: «На этой картине изображён покупатель, который купил материал и с радостью побежал домой, чтобы показать жене покупку. Эту картину мы заказывали знаменитому польскому художнику-абстракционисту пану Адамику. Ну, цо, пановье, я удовлетворила ваш интерес?» Мы с Льяной согласно покивали головами, и пошли на второй этаж за покупками. Я хоть и кивал головой в знак согласия, но в душе всё-таки с её доводами о картине я не согласился, моя версия была вернее, но спорить я не стал. А ботинки мы купили такие как я, и хотел, моднющие, аж жуть берёт. Носил я их лет пять или семь, точно не помню, практически не снимал, только на работу не надевал, боялся что украдут. Но, как известно вечного ничего не бывает вот, и мои ботинки износились, а жаль. Кажется, тему я закончил, но вот что я вам хочу ещё рассказать об абстракционизме и художниках-абстракционистах, и встрече их с нашим тогдашним главой страны Никитой Хрущёвым. Но об этом я узнал гораздо позже, хотя действие проходило в то же самое время, о котором я сейчас пишу. Как-то в наше время я смотрел телевизор, и там один художник рассказывал о встрече художников-абстракционистов с первым секретарём КПСС Никитой Хрущёвым. Вот что он рассказал: «Было это на заре нового художественного течения, абстракции, а течение это назвалось «абстракционизм». В то время министром культуры СССР, была Екатерина Фурцева и вот она предложила первому руководителю нашей страны посмотреть картины молодых современных художников. Хрущёв её предложение принял с энтузиазмом, заявил, что первый руководитель должен знать всё, что в стране делается и особенно в искусстве. Молодые художники, узнав об этом стали готовиться особенно тщательно, как же, сам Хрущёв придёт смотреть их шедевры. Хрущёв зашёл в выставочный салон, в сопровождении Фурцевой и не большой его свиты. Никита Сергеевич, не высокого роста, очень полный, его фигура напоминала шкаф, который сам по себе двигался по салону, а за ним, шлейфом его свита Он подходил к очередной картине, Фурцева называла автора произведения, художник подходил к ним и объяснял, что на картине изображено. Хрущёв сначала молча рассматривал картину, слушал внимательно художника, лицо его было сосредоточено и напряженно, как будто он сам хотел разобраться, что на картине изображено. Но, терпения у него надолго не хватило, он начал кряхтеть, шевелить губами, затем на пятой или шестой картине он не выдержал такой пытки, лицо его покраснело, и он, показывая рукой на очередную картину, спрашивает с возмущением: «Вы мне скажите, что это за искусство такое, мазня это, а не картины, да, да самая настоящая мазня, а те, кто рисует такие картины дураки и пидорасы (Так он и сказал, при этом исказив это слово). Но это не всё, те, кто помнит Никиту Сергеевича, тот знает, что на этом он не остановится, и действительно не остановился, и дал указание: «Немедленно, весь этот хлам выбросьте во двор и там сожгите, чтобы и духу его не было. Я не позволю, чтобы советский народ развращали таким искусством». После такого резюме первого руководителя нашего государства об абстракционизме было опасно даже думать ни то, что им заниматься, и это искусство заглохло на долгие года. А вот в Польше к нему относились снисходительно, поэтому художники продолжали творить и организовывались даже выставки, на которых побывал и я.