Жиль Легардинье - Совсем того!

Испугавшись взрывов, Юпла убежала в лес. Фейерверк продолжался. Блейк понятия не имел, где Филипп раздобыл свой арсенал, но произвести впечатление на публику ему удалось. В небе одна за другой вспыхивали красные розетки, и в парке стало светло как днем. Несколько красивых снопов прочертили небо. Затем пальба стала понемногу стихать. Завершающая картина была великолепна, хотя, на взгляд Блейка, некоторые ракеты взрывались слишком близко от деревьев… Когда три последние ракеты, самые мощные, разорвались, дети закричали от радости.

Взволнованный не меньше детей последними падающими искрами, Блейк не сразу вспомнил, что там дальше по сценарию.

В замке Одиль, превратившаяся в злобную ведьму, поджидала детей на крыльце у входа в кухню вместе с Манон, нарядившейся мумией. На кухарке были лохмотья и парик из старых тряпок. Ее черные зубы произвели сильное впечатление на девочек.

— Заходите в мою скромную таверну, молодые люди, и угощайтесь…

Их вразвалку сопровождала мумия. Она вытягивала руки и издавала хрипы.

Усевшись по-царски за стол, пятеро детей отведали волшебных кексов, потом заколдованных пирожных оранжевого цвета. Через некоторое время она перестали обращать внимание на мертвенно-бледное лицо мажордома, шрамы мумии и угольные зубы ведьмы — знай себе хохотали и лопали конфеты.

Когда пробило десять часов, настало время пускаться в обратный путь. Янис поблагодарил Одиль и Манон, крепко их поцеловав. Пока его друзья набивали карманы сладостями, мальчик подошел к Блейку:

— Это самый прекрасный вечер в моей жизни. Жалко, что месье Манье нет.

— Я не знаю, куда он подевался. И я очень рад, что тебе понравилось. То есть я хочу сказать, что мажордом из преисподней доволен…

— Так это правда?

— Что правда, Янис?

— Иногда люди делают что-то для других просто так?

— Такое в самом деле случается.

Широко раскрытыми темными глазами мальчик смотрел на Блейка. Миг — и у Блейка возникло ощущение, что с ним такое уже бывало. В его памяти возник образ Сары, совсем еще маленькой. Это было во время ярмарки, он тогда, стреляя по мишеням, выиграл для нее огромного голубого кролика. У Блейка защемило сердце. Он потеребил ребенку волосы и чуть было не обнял его, но вовремя почувствовал, что такой жест будет неуместен. Мажордом протянул ему руку.

Мальчуган обхватил своей рукой руку пожилого человека и энергично потряс ее.

— Спасибо, месье.

— Мне это было в удовольствие. Не забудь, тебе надо решить к четвергу пять примеров.

— Сделаю.

Дети пустились в обратный путь. Одиль и Манон махали им, стоя на крыльце. Блейк провожал их, слушая, как они громко делятся впечатлениями. Когда они углубились в лес, внимание всех привлек странный звук. Вдалеке среди деревьев появился какой-то свет. Возникли чьи-то очертания, становящиеся все более яркими. В ночи раздался протяжный вой.

— Филипп, это ты? — крикнул Эндрю.

Фигура с размытыми контурами скользила между деревьев. Странный призрак то исчезал, то появлялся опять, становясь все ближе. Казалось, будто он парит над землей.

— Что это, месье Блейк? — не совсем спокойным голосом спросил Янис.

Сестренка вцепилась ему в руку.

— Не бойтесь, дети. Это наверняка фокус Филиппа.

Выйдя на опушку леса, светящийся призрак вдруг ускорил движение и с воем помчался в сторону детей. Те закричали и бросились врассыпную. Одиль вернулась на кухню и вышла оттуда, вооруженная сковородой. Она решительно двинулась на существо, преследовавшее объятых страхом детей. В парке, прилегающем к замку, начался странный балет. Фантом буквально летал за Янисом и его приятелями, Блейк встал на колени, чтобы защитить сестренку мальчика, обняв ее. Другая девочка умчалась в лес. Казалось, ничто не могло остановить страшный летающий призрак… до тех пор, пока ему на пути не встретилась Одиль. Она со всей силы огрела фигуру сковородой по голове. Призрак вдруг смолк, однако продолжал свой безумный бег, пока не рухнул где-то в зарослях. Детям понадобилось больше получаса, чтобы успокоиться.

— Вы знали, что это Филипп?

— Да ничего я не знала! — оправдывалась Одиль. — Слышала звериный вой и видела светящийся призрак, который носился по лесу!

— Ну, вы его и треснули…

— Он подверг опасности детей! И что ему взбрело в голову устроить такое? Он должен был нас предупредить.

— Слава богу, все обошлось. Он ведь мог серьезно пострадать. Вы представляете?

— Что за идея гоняться за детьми на велосипеде с большим прожектором и приклеенным к лицу скотчем мегафоном! Да еще накрывшись простыней!

Блейк крепился, чтобы не рассмеяться.

— Он, когда падал, сильно ударился коленом о батареи.

— А дети? Вы о детях подумали? Их еще долго теперь будут мучить кошмары. И через тридцать лет, увидев висящую простыню, которую поднимает ветер, или просто человека на велосипеде, они станут дрожать от страха.

— И все же вечер удался на славу.

— Ага, один больной чуть не свел с ума всех остальных!

— Одиль, расслабьтесь. Филипп чувствует себя хорошо. Никаких последствий, кроме разве что отметины от вашей сковородки на лбу.

Ворчливость Одиль плохо скрывала ее беспокойство по поводу Манье.

— Он очень на меня обиделся? — спросила она.

— Он не знает, что это вы его огрели.

— Как это?

— Вчера вечером, после всех событий, он не помнил даже, какой был день недели. И что происходило в последние два дня. Когда я помог ему раздеться и лечь, он назвал меня мамой…

— Вы шутите?

— Нет, клянусь. Еще он спросил, принесет ли ему Дед Мороз красный велосипед…

Одиль не знала, что и думать, а Блейк еле сдерживал хохот.

— И вы сегодня утром ходили его навестить…

— Когда вы меня встретили, я как раз возвращался, чтобы принять душ и переодеться. Всю ночь я просидел у его постели, в костюме и загримированный. Я вот думаю, на кого была похожа его матушка…

— К нему так и не вернулась память?

— Частично возвращается. Он помнит, что ездил на велосипеде. Он узнал Юплу. Однако спросил, почему у бедного пса галстук-бабочка весь в грязи…

— Так он не помнит, что это я его ударила?

— Я ему сказал, что он наткнулся на ветку. Так что никто не виноват. Я об этом позаботился.

— Я умираю со стыда.

— Если он на Рождество решит прийти через камин, не вздумайте зажечь огонь.

— Вы иногда такое несете…

— Сковородкой по голове… Н-да.

— Может, мне пойти его проведать?

— Он станет думать, почему это вы проявляете к нему такое сострадание, и может что-нибудь заподозрить. Он ведь далеко не дурак… несмотря на то, что еще вчера вечером был твердо убежден, что, если он написает в постель, за ним приедут жандармы.