Франсиско Голдман - Скажи ее имя

«Ла каса гранде» — так мы называли Коламбию, «Ла каса чика» — магистратуру по писательскому мастерству. Эти два имени использует почти каждый мексиканец: первым он называет дом своей семьи, где живет с женой и детьми, а вторым — секретную квартиру, где видится с любовницей. Три раза в неделю Аура преподавала в Коламбии, параллельно работая над диссертацией и помогая организовать научную конференцию под началом ее факультета. Занятия в магистратуре проходили по вечерам два раза в неделю, их сопровождали нескончаемые письменные задания и списки литературы для обязательного чтения. Она соглашалась на любое предложение мексиканских журналов и периодически делала обзоры англоязычной литературы. Можно ли постоянно тащить на себе такой объем работы и не надорваться? Вряд ли.

Нам нужно продержаться до лета, уговаривали мы друг друга. Летом мы проведем целые две недели в Масунте — на нашем любимом тихоокеанском побережье. Ни один из нас ни разу не проводил на море больше недели кряду. Наш медовый месяц длился шесть дней.

В Коламбии только самые близкие друзья знали, что Аура учится писательскому мастерству. Если бы это всплыло, ее бы, вероятнее всего, отчислили; на нее могли подать в суд или даже депортировать. Депортация была нашим ночным кошмаром. Аура находилась в США по студенческой визе, полученной по приглашению Коламбии. Но что, если его аннулируют? Политику Сити-колледжа в отношении правового статуса студентов можно было охарактеризовать как «не спрашивай, не говори» [46] «Не спрашивай, не говори» — закон, принятый в США в 1993 году, разрешавший геям и лесбиянкам служить в Вооруженных силах Америки, но при условии, что они скрывают свою сексуальную ориентацию. Закон отменен Бараком Обамой в 2011 году. , и помощи при общении с иммиграционными чиновниками ждать не приходилось. Брак с гражданином США больше не гарантировал получения гринкарты, как это было раньше, и меня предупредили, что теперь это крайне муторный процесс, со множеством подводных камней. Мы понимали, что нам необходим адвокат по иммиграционным делам, однако руки у нас дошли лишь до того, чтобы приклеить на холодильник телефон юриста, рекомендованного Сильверманом.

В писательской магистратуре Аура могла не скрывать, что учится в Коламбии, но она старалась как можно реже об этом упоминать. Аура быстро обнаружила, что многие пишущие студенты не слишком много читают. Или выбирают чтиво из общего котла американской беллетристики с вкраплением парочки британцев, ирландцев и т. п. Когда Знаменитый Австралийский Писатель на семинаре по «основам ремесла» назвал вступительную главу «Женского портрета» образцом того, как «вводить много персонажей и описывать их взаимоотношения», некоторые студенты стали возмущаться. Это что еще такое? Старомодная скучища. Как она научит нас вести повествование сразу от нескольких лиц, как это принято сегодня? Но накануне семинара Аура вместе с Венди до глубокой ночи вгрызались в эти страницы, разбирали их строка за строкой. Для Ауры возможность снова читать вот так, позволяя каждому слову передавать значение или даже эмоцию, которую она была вправе интерпретировать как ей будет угодно, стала откровением. Думаю, учеба в писательской магистратуре позволило Ауре по-новому взглянуть на Коламбию: сочетание двух программ наконец-то дало Ауре то, что она мечтала получить от аспирантуры. Прочитанные в Коламбии критические статьи странным образом проявлялись в ее прозе, добавляли ей упругости и глубины. Ее тексты на английском избавились от шероховатостей неродного языка; она стала увереннее рисковать:

И ты думаешь: точно! Аккордеон и арфа Беби Ди понравятся Богу не меньше, чем музыка бесполых ангелов; и возможно, ты все поймешь, когда окажешься в раю после концерта с Shanghai Bureau. И быть может, твой костюм медвежонка найдется в Небесной кладовой.

Это был отрывок из задания для семинара ЗАПа, и когда Аура начала читать его вслух, в аудитории воцарилась тишина, все были озадачены и потрясены. Прошло больше года, и мое сердце снова сжалось, когда я услышал, как ЗАП читает этот отрывок во время панихиды: он назвал это «фрагментом… фрагмента… фрагмента жизни» — фрагментом той жизни, что до сих пор была для меня всем.

А вот читать синопсис ее диссертации было больно. Аура походила то на прилипшую к клейкой ленте бабочку, то на фигуристку, с трудом выполняющую элементы обязательной программы: «перформативность кризисного момента», «личиночный фашизм субъективизма», рынок, глобализация и т. п. И все-таки в ее прозе можно найти отголосок некоторых теоретических построений вроде мысли Делеза о том, что литература является частью той самой болезни, с которой она борется. Так в рассказе «Бельгийский художник» герой читает том под названием «История микробов», когда в его заставленную книгами квартиру приходит молодая женщина и говорит: «Я не выношу книг. Они действуют мне на нервы». Она работала над романом и к тому же начала регулярно печататься: эссе о Боланьо и Борхесе, отмеченное молодыми нью-йоркскими писателями, несколько рассказов. Чуть позже той весной, в мае, она написала для «Гепарда», латиноамериканского аналога «Вэнити фэйр», статью о мексиканском портном из Нэшвилла, шившем костюмы для Элвиса и Боба Дилана. Впервые в жизни ее отправили в оплачиваемую командировку. На фотографиях из Нэшвилла, где портной устраивал празднование Синко де Майо [47] Синко де Майо — «Пятое мая», День независимости Мексики: 5 мая 1862 года мексиканцы одержали победу в битве при Пуэбле. , она выглядела такой хладнокровной и таинственной, словно была своей среди этих тружеников-южан в ковбойских одеждах, словно всегда была частью мира, в котором мне не было места.

Но на Ауру надвигалось тридцатилетие, и ничто — ни публикации, ни работа, ни амбиции, — не приносило ей удовлетворения. Аура могла по памяти перечислить всех писателей, более или менее принадлежавших к ее поколению, кто опубликовал роман, сборник рассказов или эссе на английском или испанском языке до тридцати лет, и этими списками она сводила себя и меня с ума. Аура, дорогая, ты должна справиться с этим безумием. Все эти писатели не тратили годы, чтобы получить ненужную им ученую степень, говорил я. Они посвятили по меньшей мере часть этого времени сочинительству. Все хорошо! Ты немного припозднилась, но у тебя все великолепно получается! Разве ты сама не видишь? Неужели она не понимает, насколько все поражены ее талантом?

Допустим, не все. На одном из семинаров ее работу довольно грубо раскритиковал другой студент, и она восприняла это очень болезненно. (Кстати, это был ни много ни мало тот рассказ, который потом посмертно опубликовал «Харперс».) Если хоть один человек говорил что-то нелицеприятное о ее сочинении, она зацикливалась на этом и забывала обо все хороших отзывах.