Павел Антипов - Дипломная работа

Проходя мимо комиссионки, Лёха посмотрел на витрину и увидел чудо: счастливое лицо продавщицы.

12

На работу Лёха вышел только через две недели и один день. И всё это время по скверу ходила бабка, ища то ли свой кошелёк, то ли пустые бутылки. Ходила она по скверу и после того, как Лёху выпустили. А сейчас, говорят, на скамейке, где она оставила кошелёк, можно встретить её призрак. Призрак пересчитывает деньги, позвякивая монетами, похрустывая купюрами.

13

Ну, ладно-ладно, не было никакого призрака. Просто Лёха вышел через 15 суток и пошёл на работу. И всё.

***

Денис устал быть писателем. У него не получается писать, потому что он постоянно думает о том, на что будет жить. Я помог ему устроиться курьером, а сам, как свинья, остался писателем.

***

«Роллтон» больше не вызывает изжоги.

***

Союз писателей России признал меня молодым писателем. Получил от него сегодня стипендию. Ехал забирать и до последнего не мог поверить в то, что мне денег дадут. Не верил, однако мысленно прикидывал, на что можно их потратить. Оказывалось, что я могу купить всё, что пожелаю — а желал я только еду, потому как скромен стал в последнее время. И вот я представлял, что пойду в какое-нибудь кафе пообедать или накуплю в магазине всего, что под руку попадёт.

Каково же было моё разочарование, когда в ближайшем гастрономе, теребя в кармане полученные тыщи, я понял, что настолько привык жить на 50 рублей в день, что больше потратить не в силах. Я просто не способен наесть на сумму, превышающую 50 рублей. Купил булочку и кисель. Объелся.

У одной девочки была очень жадная мама, которая никогда не давала денег на карманные расходы. Тогда девочка убила маму, написала на листике "Помогите, умерла мама" и стала с этим листиком в метро, чтоб заработать. А в это время в метро проходил злой волшебник. Он помог девочке — оживил маму. После этого случая мама перестала быть жадной и всегда давала девочке деньги на карманные расходы.

Так прошёл год, повторить который у меня уже не хватило ни желания, ни сил, ни средств. Измождённый, я бежал в домашний уют набирать потерянные килограммы, переваривать полученные ощущения. Более храбрые дотянули до защиты дипломных работ. Только тогда я им позавидовал, перерыл всё написанное мною в институте и нашёл, что у меня тоже есть дипломная работа, пусть даже и несколько беззащитная. Её-то я и посвящаю Денису Дробышеву, Валере Печейкину, Нарсулуу Гургубаевой, Алие Каримовой, Наташе Рымарь, Маше Пабст и, так уж и быть, Оле Яковлевой. Когда-нибудь мы вернёмся к этому дому на Добролюбова, разберём его по кирпичикам, самые удачные из которых будут проданы с нашими автографами.

Москва — Минск

2007 — 2008

Боб Иванович скис. Целую жизнь он работал, веселился, радовался, грустил, бродил по улицам — а теперь скис. Причём нельзя сказать, что он хоть раз за свою жизнь бывал в депрессии. Этого решительно невозможно сказать про Боба Ивановича. Вот Марс Марсович — другое дело. Это был такой субчик, который целую жизнь нудел, гундосил, ворчал, стонал и вздыхал. Марс Марсович скис, пожалуй, ещё до рождения. А Боб Иванович только теперь: в 73 года.

73 — это жуткий возраст, попробуй в него не скиснуть. Тут уже надо подводить какие-то итоги и по результатам подведения идти выбирать себе памятник на могилку. Хотя тоже непонятно. Вот Марс Марсович подвёл в 73 свои итоги и купил себе надгробие в виде маленькой птички в клетке.

— Душа моя, — говорил Марсович, — всю жизнь, как птичка в клетке, промаялась. Вот и памятник у меня подходящий будет.

Но это уже когда было — 20 лет назад. Сейчас Марс Марсовичу уже 93, и в этом возрасте он уже ни за что не стал бы заказывать себе надгробие в виде птички — а что ты будешь делать: уже готово и стоит в прихожей. Не пойдёшь же к скульптору: «Знаете, а переделайте мне эту птичку в собачку». За последние годы Марс Марсович завёл себе собачку и очень к ней привязался, а потому хотел себе на могилу собачку. Но никуда ж не денешься теперь: птичка так птичка.

Вот Боб Иванович и остерегался подводить итоги и заказывать монументы: а ну как только полжизни прошло? И только он так подумал, как сразу приосанился, расправил плечи и всячески вырос в своих глазах. «Действительно, — думает, — раз только полжизни прошло, то с изваяниями торопиться как-то рановато. Пойду-ка я лучше на улицу погуляю». И, улыбаясь, пошёл бродить.

Боб Иванович был жизнерадостный оптимистический старец. За свою жизнь он был в депрессии всего лишь раз, да и то это длилось каких-нибудь там пять минут. Впрочем, случались в его жизни моменты, близкие к депрессии. Но было это чаще всего в молодости.

Вот однажды, когда Боба Ивановича звали просто Боб — вот так вот запросто: Боб и всё. Кто угодно мог подойти, хлопнуть его по плечу и сказать: «Боб!», и Боб Иванович бы не обиделся. Хотя один раз он всё-таки обиделся. Это было тогда, когда Марс Марсович, которого в то время звали ещё просто Марс, вяло хлопнул Боба Ивановича по плечу и тоскливо так сказал: «Бо-о-б…». Тут Боб Иванович и обиделся, но долго дуться он не мог, потому что Марс Марсовичу было уже под сорок и можно было войти в его положение, тем более что он скис ещё до рождения.

Так вот, в молодости Боба Ивановича как подростка постиг любовный зуд. Всё тело его ныло, а душа требовала любви. Причем это уже была не та отроческая любовь, которая довольствуется лишь ахами, телефонными разговорами и рассматриванием своей зазнобы издалека. Это была настоящая подростковая любовь, когда всё тело напряженно ноет и хочется лопнуть, но любить здесь и сейчас, любить по-настоящему, по-взрослому и немного даже похабно. Хотелось-то хотелось, но предложить данную похабщину девушкам было стеснительно. А как быть? Ведь тело просит.

И вот молодой Боб решил обратиться к относительно молодому ещё Марсу.

— Марс, дружище, скажи, а как это — быть с девушками?

— Ох, голуба, душа моя, все они бабы — стервы.

— Я ж у тебя спрашиваю про девушек, Марс.

— С девушками ещё проще, все они проститутки, о-хо-хо.

Такую дикую картину мира нарисовал Марс Бобу. Понятно было, что надо действовать решительно и незамедлительно — раз девушки и правда такие.

И вот стоит молодой Боб на остановке, ждёт троллейбуса, а любви-то хочется здесь и сейчас. И вот подходят к остановке разные девушки и женщины, а Бобу с каждой из них любви хочется.

«Эх, вот бы с этой! Хотя она, видимо, баба, а значит стерва. Да пофигу мне. А может с этой — ничего такая девушка, или с той?»