Геннадий Сазонов - Марьинские клещи (сборник)

Перегруппировав силы, фашисты вновь пошли, но уже подтянули самоходные орудия для уничтожения нашей батареи; на позициях артиллерийского расчёта рвались снаряды.

Конев приказал артиллеристам отойти в укрытие, но комбат не успел выполнить его приказ — осколок от снаряда сразил его насмерть.

Тогда генерал принял на себя командование батареей.

Конев называл цели наводчикам, отрывисто бросал: «Огонь!». В то же время он успевал следить за тем, что происходило на поле сражение в целом, на всех его участках.

Это был первый бой Ивана Степановича Конева с фашистами.

В то утро им так и не удалось прорваться на мост через Западную Двину.

К вечеру сюда, к назначенному месту дислокации, стали прибывать основные части 19-й армии.

Сражения в районе Витебска шли жестокие.

С ходу перейдя в наступление, подразделения 19-й армии 10 июля нанесли сильный, неожиданный удар по группировке фашистов, те были вынуждены отступить. Части фашистов, которые вклинились в расположение Красной армии, бойцы Конева уничтожили. Наступление немцев на Рудню и Сураж остановилось.

На западном участке фронта это была первая наша успешная наступательная операция.

Да, по меркам фронта, 19-я армия одержала небольшие победы, но они имели чрезвычайное значение. Они показывали, что ломать врага, уничтожать его — всё это по силам Красной армии. Сам же Конев ещё раз увидел, что истинное качество солдата заключено не только в умении стрелять, знать технику, обмануть врага, но оно — в твёрдости духа. Если солдат не сломлен морально, значит, можно рассчитывать на победу.

И всё же в итоге войскам Красной армии пришлось отступить из района Витебска дальше на восток.

Одна из причин, думаю, состояла в следующем.

Немцы сосредотачивали крупные силы на определенном участке, активно поддерживали их бронетехникой, авиацией, а также всеми имевшимися в наличии родами войск. Получался своего рода «железный накат», где было отлажено быстрое взаимодействие разных его частей. Противостоять тактике фашистов было сложно.

Тактика Красной армии тоже предполагала взаимодействие разных видов войск. Но на практике их взаимодействие часто не получалось в силу людских характеров и непредвиденных конкретных причин.

Теперь под Вязьмой Конев готов был повторить пламенный призыв, звучавший под Витебском.

Чутьё профессионала, а служил генерал с 1916 года, с далёких царских времён, рождало в нём тревогу. Он скорее угадывал, а иногда и находил подтверждение тому, что оборона Брянского, Западного и Резервного фронтов не была связана в мощный кулак, способный громить противника наверняка. Это ослабляло Красную армию, лишало её быстрого, рассчитанного заранее маневра.

К тому же плохо действовала связь с тем же Резервным фронтом. Командующий им, Семён Будённый, квартировал в Гжатске, это за двести с лишним километров от передовой, где шли бои. Случись что — прорыв нашей обороны или вынужденное отступление, подкрепления у Буденного допроситься трудно, не одного нарочного придётся посылать к нему.

Впрочем, командующий старался прогнать из головы невесёлые мысли. Но это ему не совсем удавалось.

Всё же Ивана Степановича беспокоила общая ситуация. Разрозненные атаки против немцев на разных участках Западного, да и Брянского фронтов, по существу ничего не меняли. Они отнимали драгоценные силы и время, позарез необходимые для устройства укреплений.

Несколько дней назад из Ставки Верховного Главнокомандующего поступила директива войскам Западного фронта — перейти к «жесткой обороне». Но её плана не было. В чём и как устроить «жесткость»? Толком никто не мог это объяснить. Похоже, руководство в Москве, включая Генштаб, рассчитывало на войсковых командиров, их инициативу и ответственность. Какой-то смысл в таком расчете, наверное, был.

В условиях фронта, в условиях боёв командирам часто было не до инициативы: отбить бы атаки фашистов с меньшими потерями, да успеть передохнуть до следующей атаки, а также подготовить собственные атаки.

Пока машину трясло по просёлку, такие размышления будоражили командующего фронтом. Он поворачивал их туда-сюда, пытался найти какие-то зацепки, вычленить главное, обрести в нём опору, равновесие. Пока желанная опора всё ускользала куда-то.

Ивану Коневу шёл 44-й год.

Он олицетворял прирожденного воина.

Был высокий ростом, жилистый, широкий в кости, со строевой выправкой.

Конев всегда выглядел подтянутым, бодрым, являл собой центр внимания, когда оказывался на боевых позициях среди армейских офицеров или в гуще наступавшей пехоты.

В тот день, находясь в одной из дивизий, генерал увидел, как вдоль Минского шоссе в сторону Вязьмы солдаты рыли окопы-ячейки, готовились к наступлению немцев.

Командующий удивился работе солдат, приказал доставить к нему командира батальона.

Вскоре тот уже подходил к руководителю.

— Товарищ генерал-полковник, по вашему приказанию полковник Бородин прибыл! — доложил комбат, часто дыша от быстрой ходьбы.

Перед ним стоял молодой офицер. Лицо его хранило летний загар, сквозь загар проступала усталость, а также страх перед командующим фронтом.

Тот холодно смерил полковника с головы до ног.

— Приказ был делать траншеи с ходами сообщений, а не одиночные окопы, — сдерживаясь, заметил генерал.

— Так точно, товарищ командующий, — подтвердил комбат, — был приказ.

Несколько секунд Конев молчал.

— Почему не выполняете приказ, комбат? — резко бросил он. — Что роют ваши подчинённые?

Конев указал рукой туда, где копали солдаты.

Комбат замялся, не зная, как ответить.

— Товарищ командующий, им так сподручнее копать, окоп получается быстрее, а то бойцы устали, — нашёлся, наконец, комбат.

— Устали? А кто не устал? Вот когда война кончится, тогда и отдохнём, а пока она не кончилась! Вам замечание, товарищ комбат. Всякому рядовому яснее ясного преимущества траншеи перед окопом, — отчеканил Конев. — Вы же старший офицер! Разве не понимаете, что траншея сохранит ваших же бойцов лучше, чем самый удобный окоп? Немедленно сделать так, как требует приказ!

— Есть, сделать, как требует приказ, — комбат взял правой ладонью к виску. — Разрешите идти?

Генерал быстро, прямо взглянул в глаза Бородину, тот не выдержал секущего взгляда, опустил голову.

— Идите, — разрешил командующий.

Он мог наказать полковника. Да и следовало бы, пожалуй, наказать в назидание другим. Но что-то произошло в душе командующего. Из сотен эпизодов, отложившихся в сознании за три месяца боёв, Конев вдруг вспомнил, как батальон Николая Бородина геройски дрался с фашистами на подступах к Смоленску, и «собаки» Гитлера наяву ощутили, что такое «русский дух и русский кулак».