Геннадий Сазонов - Марьинские клещи (сборник)

За углом, на повороте в барский парк, с ним поравнялся часовой, назвал себя сержантом Басовым, начал докладывать.

— Вольно, — остановил часового генерал. — Как по имени?

— Николай, — назвался сержант.

Коневу захотелось поговорить с бойцом, закваска с гражданской войны осталась, когда служил комиссаром. Иногда такой разговор благотворно влиял на настроение и теперь мог бы развеять остатки смятенных чувств от страшного сна.

— Откуда родом? — поинтересовался Иван Степанович.

— Из Торжка я, товарищ командующий, — робко ответил сержант.

Он был явно смущён близостью самого генерала Конева, о котором среди солдат ходили легенды.

— Слышал о нём, но не бывал там ни разу, — мягко сказал генерал, как бы желая своим тоном освободить бойца от волнения. — Славный град? Должно быть, как и мой Никольск, небольшой?

— Самой Москвы, товарищ командующий, Торжок старше на сто лет. А в нём красот — не обсказать сколько, — преодолев неловкость, оживился Басов. — Народ у нас добрый, приветливый. Для меня — так город большой, а кому-то, может, и не велик будет, у нас частушку пели:

— Забавная частушка! — улыбнулся Конев.

— Я вас, товарищ командующий, когда кончится война, приглашаю в гости, — осмелел Басов. — Мой дом на улице Болотной, все знают. Мы за Русь стояли испокон веков, всяких врагов били.

Конев удивился сержанту, но не подал виду.

— Спасибо за приглашение, — отозвался генерал. — Ждёт тебя кто-то дома?

— Ждут, товарищ командующий, ждут меня, — ответил Басов. — Мать ждёт, отец, сестры, любимая девушка Надя.

— Светлое имя, — сказал генерал. — Ради них береги себя, боец!

— Спасибо, товарищ командующий, — поблагодарил Басов.

Конев развернулся и зашагал назад к штабному подъезду.

Хрупкий иней тонкими узорами разукрасил луговины, опушки, взгорки, будто осыпал предрассветную землю крупной солью. С уходом темноты на обширных смоленских просторах открывалась чудовищная картина сосредоточения фашистских войск — колыхалось серое людское море, трудно чем-либо измеряемое.

Пехотные и танковые дивизии, артиллерия, авиация, моторизированные соединения — железная армада, подобно гигантской пантере, была готова к начальному и самому решительному прыжку, намеченному операцией «Тайфун».

Она возлагалась на группу армий под названием «Центр». К 1 октября 1941 года группа насчитывала 1 миллион 800 тысяч солдат и офицеров. Сюда стянули 1700 танков, 1390 самолётов, огромное количество миномётов, пушек, другой техники.

Фашистскому командованию всё казалось, что живой силы ещё мало. По ночам в сторону Смоленска продолжали идти дополнительные танковые и моторизированные дивизии из резерва, из групп армий «Юг» и «Север». Из-под Ленинграда перебросили 4-ю танковую группу под командованием генерал-полковника Э.Гёпнера.

В спешном порядке фашисты создали секретную службу безопасности и СД, дали ей наименование — «Москва». Она должна была охранять тайны Вермахта, а также обеспечить секретную сеть агентов на уже оккупированной территории, готовиться к захвату столицы СССР.

Численность войск Гитлера, выставленных для наступления в операции «Тайфун», почти на 500 тысяч человек превосходила состав Брянского, Западного и Резервного фронтов, не говоря уже о том, что наши соединения отставали в технической оснащённости, испытывали недостаток разных видов вооружения.

Всё — мыслимое и немыслимое — поставили в Германии на службу тому, чтобы показать целому миру, трепетавшему перед фашизмом: Гитлер раздавит СССР в молниеносный срок.

Так идеологи фашизма демонстрировали мощь «Тайфуна».

Обычно тайфун зарождался и свирепствовал в восточной половине огромного Тихого океана. Ураган, набрав силу на безоглядных водных просторах, вздымал массы воды, нёс их к побережью, и если доносил до берега, то крушил и сметал всё на своем пути. «Тайфун» из коричневых шинелей фашистов мыслился стратегами Вермахта по ожидаемым последствиям похожим на тот, что бывал в природе — в Тихом океане.

В считанные дни — не более двух недель — он должен был смять, разнести в пух и прах, уничтожить Красную армию, открыть прямую дорогу на Москву, где уже не было бы препятствий для войск Гитлера.

Взятие столицы СССР, её ликвидация — для Гитлера было делом решённым, без всяких сомнений. Уже в сторону Восточного фронта шли вагоны, груженные отборным гранитом, из которого на месте поверженной Москвы намечали возвести памятник. Он, этот памятник, должен был символизировать гений Гитлера и славу оружия 3-го Рейха.

Теперь, ранним утром с лёгким морозцем, фашисты вели последние приготовления к началу «Тайфуна».

Поодаль немецких танков стояли строем боевые экипажи, вдохновлять их перед боем приехал генерал Эрих Гёпнер, по прозвищу «старый кавалерист». Когда-то он начинал службу в драгунском полку в Шлезвиг-Гольштейне. На днях бронетехника под командованием генерала была выведена из группы «Север» и передислоцирована под Вязьму для усиления войск генерала-фельдмаршала фон Бока.

Высокий, чуть сутуловатый, одетый в серый плащ, перехваченный ремнём, генерал Гёпнер шёл перед строем и, плотно поджав губы, вглядывался в солдат и офицеров. Фуражка у генерала была надвинута на лоб, на лице застыла маска хищника, казалось, он вот-вот набросится на кого-нибудь из своих танкистов, чтобы разорвать на куски. Подчинённые боялись генерала, старались изобразить подобострастие.

За 4-й танковой группой и приданными ей штурмовыми соединениями, дивизионами числились разоренные города, сёла и деревни в Прибалтике, Псковской, Новгородской и Ленинградской областях, взятые в плен бойцы Красной армии; многочисленные факты жестокости и зверства.

За войну против СССР Э. Гёпнер ещё не имел наград.

Он считал себя несправедливо обойдённым, надеялся, что Гитлер исправит свою оплошность.

За захват и оккупацию Польши, что было больше похоже на весёлую прогулку, чем на серьёзную войну, ему вручили от Гитлера орден «Рыцарский крест». За разгром Франции присвоили звание генерал-полковника. А тут — тишина. Но то, что группу выдернули с северо-запада и включили в «Тайфун», Гепнёр расценил так: Гитлер о нём не забыл, делает на него ставку.

Надо было оправдать это высшее доверие.

Генерал с наигранным пафосом поздравил танкистов с началом великой операции «Тайфун», а затем сообщил, что личному составу прочтут «Обращение» любимого Гитлера к солдатам Восточного фронта, только что полученное из Берлина.