Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

«Я с удовольствием попробую, когда они должны быть готовы?»

И снова я стою у входа в школу с врученной мне коробкой цветных карандашей в руке. Школьный двор пуст, дождь из моросящего превратился в проливной. Дома на противоположной стороне отражаются в лужах на мостовой.

Пустота двора только подчёркивает торжество момента: я в одиночестве стою на крыльце с поручением, данным мне и готовлюсь к новому, неведомому началу. Вчера подарок от солдата, и теперь это — я счастливчик!

Зелёный автомобиль едет по пустынной улице. Шины посвистывают на мокрых от дождя камнях мостовой. Брезент, свободно свисающий, крылом бьётся на ветру, и кажется, что движется призрак. Мне машина на деревенской улице представляется инородным предметом, ведь с момента моего приезда из Амстердама больше автомобилей я здесь не видел. Дома, относительно машины, уменьшились, а дорога вдруг стала узкой и тесной.

Словно вестник Бога, о котором я так часто слышу в церкви, автомобиль грохочет мимо меня, производя впечатление воинствующего Ангела.

Я обуваю сабо и бегу вслед за ним. На перекрёстке машина останавливается и из окна высовывается солдат. Он что-то кричит. Я останавливаюсь и озираюсь, но вокруг нет ни души. Может он зовёт меня?

«Hey, you», — он жестами подзывает меня, высунувшись из окна, и я смотрю вверх на угловатое, любопытствующее лицо. Это тот же солдат, который дал мне вчера жевательную резинку, его потрескавшиеся губы, его пытливые глаза. Он открывает рот чтобы что-то сказать, но тут же понимает бессмысленность этого. Вероятно, мне что-то тоже надо сказать, но что? «Thank you» или «V = Victory», английские слова, записанные учителем в моей тетрадке? Слова, которые я не знаю как правильно произнести, если я осмелюсь проделать это. Солдат на миг склоняется в машине, а затем высовывается снова, держа над моей головой точно такой же красно-синий пакетик с серебристой окантовкой.

«Yesterday».

Он добродушно улыбается и вся моя тревога отступает. Словно божественное явление, предстаёт он передо мной под небосклоном, затянутом серыми облаками и протягивает пакетик благословляющим жестом. Моросящий дождь блестит маленькими жемчужинами в его волосах, и на его горле, сжавшимся пару раз, словно он проглотил слова, светится тонкая золотая цепь, блестящая в причудливом контрасте с его волосатыми руками и небритым подбородком. Его лицо, словно когда-то знакомое мне, но давно забытое и теперь вновь увиденное; я с благодарностью узнаю зуб, обломанный с краю, и резкую складку, подчёркивающую его рот. Дверца приоткрывается и я вижу ногу, постукивающую нервно и нетерпеливо, словно куда-то торопящуюся.

«Hello, come in» [12] Привет, давай сюда ( англ. ). .

Я понимаю это, так как он приглашающе стучит по месту рядом с собой и машет головой. Должен ли я залезть в машину или нужно отказаться?

Мне нужно домой, я не могу…

Он нетерпеливо посвистывает и делает приглашающий жест рукой. Прежде чем я могу среагировать, он наклоняется ко мне и хватает меня за пальто. Нехотя я взбираюсь на подножку и сажусь на сиденье, отодвинувшись от солдата как можно дальше. Почему же я его боюсь, ведь у него такое приветливое лицо, и он ничего не должен сделать мне. Несколькими решительными движениями он сбивает дождевую влагу с моего пальто и кладёт руку на моё плечо.

«Hello», — снова слышу я.

Я стараюсь повторить то же самое в ответ, это звучит сипло и трусливо: окружающие правы — я самый настоящий трус, который боится всего вокруг. Я прижимаю к себе коробку с цветными карандашами, словно от неё зависит вся моя жизнь, и отодвигаюсь к двери.

«O’kay», — он тянется мимо меня к двери и рывком захлопывает её.

«Drive, — спрашивает он, — you like?»

Его рука тянется к моему бедру и успокоительно-ласково похлопывает мою ногу.

Автомобиль дёргается и мы едем. Я держусь за сиденье и пригибаюсь как можно ниже, если вижу людей — никто в деревне не должен знать, что я сижу в машине американцев.

Ведя машину, он время от времени посматривает на меня. Его лицо наполовину обращено ко мне, его глаза попеременно смотрят то на меня, то на дорогу и обратно. Почему он следит за мной, он не доверяет мне?

Мы оставили деревню позади и едем в направлении Бахузена по дороге, которую я не знаю; я здесь никогда не был, и новизна пугает меня, знакомая земля исчезает из-под моих ног. Среди полей он едет медленно и наконец останавливается на обочине: так, теперь я могу выскочить и со всех ног бежать в Лааксум. Но солдат зажигает сигарету и расслабленно прислоняется к стенке кабины, неподвижно смотрит вперёд, на залитую дождём землю и блестящую мокрую дорогу. Я осторожно кладу руку на ручку двери и пытаюсь незаметно надавить: она не двигается с места. Солдат, улыбаясь, берёт другую мою руку и крепко сжимает её.

«Wolt», — говорит он и указывает на себя.

«Me, Wolt. You?» — И его палец упирается в моё пальто.

Я высвобождаю свою руку и еле слышно бормочу своё имя.

«Йерун».

Я стыжусь своего голоса.

«Jerome?»

Он протягивает руку и щиплет меня, словно хочет убедиться.

«O’kay! Jerome, Wolt: friends. Good!»

Его губы формируют своим движением слова, которые он уверенно произносит.

Будто бы его рука обняла меня целиком, я ощущаю её прикосновение на всем своём теле. У него тонкие пальцы с выступающими суставами, короткие ногти с чёрными полосками под ними. Его большой палец делает короткие движения по моей тыльной стороне кисти руки, словно следует ритму стеклоочистителя.

Мы снова едем, он делает жест рукой и смотрит на меня вопросительно.

«Is good, Jerome, you like?» [13] Хорошо, Джером, тебе нравится? ( англ. ).

Я киваю, окружающая действительность понемногу начинает мне нравиться.

Когда дорога делает резкий изгиб, меня бросает в сторону и я падаю на солдата. Он обнимает меня и тянет слово «okaaay» до тех пор, пока вираж не остаётся позади. Проезжаем мимо домов, кажущихся присевшими под дождем, и деревьев, число которых всё увеличивается, и вскоре нас обступает лес. Через завесу дождя окружающее скользит мимо меня и стеклоочиститель уверенными движениями трёт лобовое стекло.

Обнимающая меня рука тепла и уютна, словно я сижу в удобном кресле. Мне хорошо.

«Таково Освобождение, — думаю я. — Оно должно отличаться от будней. Это настоящий праздник».

Его руки легко касаются руля, время от времени вращая его; это тоже праздник — такое вот быстрое, беспроблемное движение вперёд. Я погружаюсь в приятные мысли; он мой друг, этот солдат, он определённо позаботится о том, чтобы я поскорее попал в Амстердам.

Волт, забавное имя, точно как Попке или Мейнт. Иностранное. Это удивительно, что он выбрал меня; определённо, это связано с Богом, что так всё внезапно у меня изменилось…