Георгий Эсаул - Алиса Длинные Ноги

Разумеется - гардероб - ленточки затейливые, платья - бальные, гимназические, для выезда, для прогулок у моря, для игры в мяч, для чтения на скамейке в саду, для торжественных приёмов у Короля; панталончики с кружавчиками, корсеты - китовый ус, или ребра мамонта, лифы атласные скромные, но и без простонародной грубости!

Сегодня пятница, пусть подадут мне на серебряном блюде осетра с икрой, куропатку и апельсин - око богатыря! - графиня Алиса Антоновна распахнула озера очей. - Наставница, фон Карла!

Почему неграмотные глядят на меня, будто на книгу в золотом переплёте?

Я - обыкновенная скромная институтка, морально устойчивая, целомудренная - чудо, повседневно; нет во мне тайны, истории с поджиганием факелов на праздник ведьм!

АХ, дуэнья! Ведите меня в мои покои! Ведите, настороженная!

- ХМ! Алиса Длинные Ноги! - фон Карла поправила пенсне-с, прочистила горло мощным рыком светской львицы. - Покои, наряды, яства, которые вы изволили заказать - не предусмотрены в трактирах для извозчиков и их бородатых друзей из армии тьмы.

Денег у меня нет - куры железные по дороге склевали, а у вас, судя по вашему наряду - ослепительной наготе, тоже нет за самую простую комнату и кусок хлеба - позор на наши сердца золотые!

Я могу наколдовать три гусиных пера - с детства удивлялась - к чему мне это странное, словно нос колдуна, волшебство!

Без серебра и золота нас не обслужат, не окажут почести, не предложат жить в счастье и радости, наслаждаться пением соловьёв, даже грамматику Магницкого и иное назидательное чтение не подложат под голову вместо подушки.

- АХ! Наставница, устами вашими лукавый двигает, потому что - ложь! - графиня Алиса Антоновна засмеялась, рассыпала колокольчики по смраду трактира. - Порядочная благородная девица не нуждается в деньгах; да, мы, институтки, в кондитерских платим за пирожные, за кофе, но не сейчас, не в этом Мире, где я - дороже золота, каждое моё слово - бриллиант, а взгляд - яхонт!

За честь сочтут, да, поклонятся, сами принесут и попросят принять золото, пищу и кров, а мы - пожеманимся для вида, не пристало романтической девушке сразу за золото хвататься, как за шею гадюки в болоте.

В Большом Театре - Большой, не потому что огромных размеров, а оттого, что цены на билеты заоблачные - сейчас в силе прима-балерина княгиня Ольшанская Вера Павловна - шмель на веточке розы!

Поклонники восторгаются, называют её величайшей балериной глухих времен и народов.

Я не отметила в ней особого дара, и красоты Райской - по моему девичьему скромному мнению - нет; я намного краше и ногу выше головы поднимаю с особым изяществом, дар у меня ногу поднимать плавно, добродушно, с решимостью гренадёра возле пушки! ОХ! нескромно!

Княгиня Вера Павловна после балета из будуара выходит задумчивая, погружена в назидательное - за что ей хвала и глаза кашалота в подарок!

От поклонников отмахивается белой ручкой плавно, грациозно - обучилась отмахиваться, шалунья!

"Не надобны мне подарки, уверения в почтении, кольца и бриллианты, что сияют краше Северной Радуги! - шепчет, стыдится подношений, потому что - родовитая, образованная, лучшие баллы по плезирам и куртуазности! - Под личиной балерины прячется мягкий зайчик, имя которому - гробокопатель!"

Изъясняется загадочно, убегает в золоченую карету, мастер Страдивари карету выстругал из гигантского баобаба!

Но забрасывают прима-балерину подарками; букеты, а на каждом стебле перстень с драгоценным камнем, мешочки с червонцами, благовония, легкомысленные жемчуга и ассигнации - ночными бабочками бумажные деньги порхают возле кареты.

Княгиня Ольшанская не требует, наоборот, отвергает, а ей угождают, верят, что она лёгкой ножкой Конец Света отдаляет!

Я же - образование девушкам и женщинам этого Мира принесла, об избах-читальнях раздумываю, поэтому мне - тройной почёт и шестерное уважение!

Вы, Наставница, деньги принимайте в мою честь, а я сбегаю в будуар, по светским понятиям он на втором этаже находится, чтобы из окошка в минуту уединения взирать сверху на суетливых мужиков-муравьёв! - графиня Алиса Антоновна подскочила, белой молнией побежала по ступенькам - шаткие, скрипят, и в скрипе слышны голоса погибших деревьев.

Вернулась через десять минут - песок в часах пересыпался, подгоняемый ветром времени!

Личико графини Алисы Антоновны белее прежнего, губки надуты, в очах - непонимание и вселенская тоска, будто Алисия в ад заглянула.

- Изощренное удивление я испытала, одной чувственной ножкой в нравственность, а другой в бездушие вступила! - графиня Алиса Антоновна, сверкнула алебастровыми ягодицами, белой павой присела на скамью, не обращала внимания на мужика в тулупе, с рогами на шапке (или настоящие, сквозь шапку прошли). Обращалась к остолбеневшей - много событий за десять минут, лавина вздохов - фон Карле. - Горничную встретила - чистенькая, не замарашка, я не объясняла ей преимущества эстетики перед грязной работой, лишь укорила, что она продает тело своё и душу постояльцам, а не музицирует, не сочиняет нравственно-развлекательные поэмы - всё ещё впереди, но пусть готовит себя смолоду к робости и покорности, превращается в платье.

С тактом убежденной великосветской голубки я осведомилась, где комната уединений для благородных красавиц, пусть без фонтана и водопада, но с надлежащими излишествами, как на пиру в Зимнем дворце.

Даже в ледяных хоромах порядочная девушка нуждается в уединении, где припудрит носик и поправит шаловливый - выбившийся из-под чепца или короны - локон.

Горничная хлопала ресницами - пустозвонная девка, долго же ей придется изучать азы нравственности и благочестия - не понимала меня, крестьянка барышню, но указала - чёрт руководил её указующим перстом - на дверь в стене: простенькая дверь, с вензелями и прибитой мордой кабана.

С робостью и нетерпением я вошла в комнату уединения, вздохнула - сейчас подумаю о Высоком в искусстве, но - УЖАС! грех и гора Эверест! - обнаженные мужчины и женщины в угарном чаду прыгали, скакали, возились друг на дружке - к чему? зачем?

Разве цель жизни - пусть даже простолюдинки с пером за ухом - раздеться в присутствии мужика, пусть даже вурдалака, и преодолевать замирания золотого сердца?

К чему интриги, поднимания ног выше головы, если духовность потеряна, улетела из кареты на резком повороте.

Я выбежала из комнаты, хватала очаровательным ротиком воздух с материнскими флюидами, уговаривала себя, что не в ад попала, а в галерею современного искусства с польскими чуднЫми правилами.

Поляки - озорники, красно-белые панталоны натянут, ручку целуют - щекотно, когда усы гусарские к коже прикасаются, будто сто тараканов пируют с белкой.