Артур Кестлер - Воры в ночи. Хроника одного эксперимента

— Может, доктор Карл Маркс? — предложил Джозеф. — Давай, залезем на вышку!

Они поднялись по деревянной лестнице, Дина впереди, Джозеф за ней. Он смотрел, как играют мускулы ее ног, и едва сдерживался, чтобы не куснуть загорелую, мягкую кожу. «Ладно, — решил он. — Есть кое-что и кроме этого. Ценить людей, и чтобы они тебя ценили. Нравиться им, и чтобы они мне нравились».

Они стояли на площадке Башни Эзры, окруженные плавными изгибами серебристо-серых холмов Галилеи. Они видели, как из жилой палатки прошла к душу с полотенцем на шее и большой губкой в руке Даша.

— Сегодня начнем строить коровник, — сказала Дина.

Блестящий край солнца прорезался сквозь желтоватый туман. Было 5.30 утра.

И был вечер, и было утро. День первый.

Из устава кооперативных поселений (согласно Закону о кооперативных обществах мандатного правительства Палестины, 1933 г.):

Раздел А: Имя, адрес, цель, полномочия и членство.

Основными целями Общества являются организация и поддержка экономических и общественных интересов его членов в соответствии с кооперативными принципами, в частности:

а/ ведение и развитие коллективного хозяйства;

г/ сбыт продукции и приобретение оборудования;

д/ общая касса, в которую поступают все деньги, заработанные членами коммуны, и за счет которой оплачиваются все их потребности;

е/ содействие членам коммуны в повышении их экономического, культурного и общественного уровня, взаимопомощь, забота о больных, старых и слабых… содержание и воспитание детей членов коммуны;

з/ организация и поддержка общественных учреждений и служб в поселении.

Раздел Г: Специальные постановления, относящиеся к ведению дел Общества:

3. Права и обязанности членов: а/ члены коммуны пользуются одинаковыми правами на получение из общего фонда еды, питья, одежды, жилья и на удовлетворение прочих жизненных нужд.

Раздел Д: Финансовые условия.

1. Капитал:

Общество капиталом не располагает.

Страницы из дневника Джозефа, члена киббуца Башня Эзры.

Пятница, …октября 1938 года.

Сегодня год, как пуля поразила глаз и мозг молодого Нафтали, не умевшего сгибать голову. За это время он превратился в героя и нашего местного святого. Подумать только, что этот косоглазый дурачок отрицал всякое насилие и все надежды возлагал на просвещение наших соседей. Но на героев следует смотреть на расстоянии. Вся история человечества — это ряд провалов, которые, накапливаясь, оборачиваются достижениями. Еще один пример диалектического перехода количества в качество.

Так или иначе, за этот год наш киббуц вырос и расширился и превратился почти в настоящий поселок, вернее, помесь вооруженного лагеря и модели с чертежной доски, только в натуральную величину. Наблюдательная башня — наша общинная церковь, столовая — одновременно наш клуб и форум. Жилые помещения все еще деревянные, но первые каменные строения — коровник и стойло, а также детский сад — выглядят очень внушительно. В детском саду пока всего пятеро обитателей, весьма забавных. Из них двое родились уже когда мы здесь поселились. Еще двое ожидаются вскоре. Создается впечатление, что товарищи женщины все ходят с животами и очень довольны собой, потому что повышают норму рождаемости. Выглядят они при этом еще менее привлекательно, чем обычно. Полагаю, что в момент зачатья они поют «Ха-Тиква».

Имеется у нас также и свое кладбище, на котором пока пять цементных плит. Один умер от тифа, троих послали вслед за Нафтали наши соседи: двоих во время ночных боев, а на третьего напали, когда он шел один через вади, и убили с особой жестокостью: кастрировали, выкололи глаза и т. п. А у крестьян из Кафр-Табие еще хватает наглости являться к нам в аптеку со своими фурункулами, болями в животе и засиженными мухами детьми.

Вершиной трагикомедии был визит, нанесенный нам мухтаром в честь годовщины нашего поселения. Он прибыл на белом жеребце в сопровождении старшего сына Иссы. Сын — конопатая дубина с бегающим взглядом, но сам мухтар выглядел великолепно. Реувен показал им библиотеку, тракторный гараж, лесной питомник и т. п. Мухтар восхищенно цокал языком и лучился улыбками, словно добрый дядюшка, а Исса был похож на больного желтухой, оказавшегося в гастрономической лавке.

Реувен попросил их остаться на обед, и мухтар с большим искусством разыграл церемонию отказа. Обеими руками он отталкивал от себя воображаемое блюдо, потом прижимал руки к груди, как бы уверяя: нет, я не способен лишить хозяев столь великолепного блюда. Он сыграл сцену три раза и отправился в столовую. За общим столом он выглядел весьма нелепо в своей распущенной по плечам клетчатой куфие и свисающим с узкой скамьи колоссальным задом. При этом он внимательно следил за бесцеремонно входящими и выходящими товарищами, особенно за женщинами.

Мне было несколько неловко, что после всех церемоний, угощение наше оказалось довольно скудным, хотя я и понимал, что Реувен прав: нечего ради мухтара лезть из кожи. Накормили его по принятым у нас нормам, а не так, как принято у них. Дескать, мы здесь хозяева. Мухтар это почувствовал и был недоволен, хотя и не оставил своего жизнерадостного тона, зато Исса угрюмо жевал кашу и не говорил ни слова, опуская вороватые глаза, когда какая-нибудь голоногая девица, проходя, задевала его бедром. Кроме нас четверых за столом остались только Макс и Сарра, принадлежащие к крайнему антиимпериалистическому крылу нашего движения. Озабоченные судьбой арабского населения, они бросали на мухтара и его сына влюбленные взгляды, жаждая им объяснить, что вера в Аллаха — это опиум для народа и что арабским женщинам необходимо пользоваться противозачаточными средствами. Увы, Макс и Сарра не знают арабского.

Когда дело дошло до кофе, приготовленного, в виде уступки гостям, на турецкий манер, мухтар, наконец, выложил свои карты. Понизив голос до конфиденциального интима, он спросил, что мы знаем о будущих границах между арабским и еврейским государствами, которые планируются комиссией по разделу? Реувен откровенно признался, что знает только, что доклад комиссии должен быть вскоре опубликован. Кроме того, саму идею раздела, по его мнению, скоро оставят. Тогда мухтар принялся толкать нас локтями и с громким смехом хлопать ладонями по коленям. Дескать, уж вы-то, конечно, все знаете, только не хотите выдать секрета. Наконец он рассказал: по слухам, предполагается разделить Галилею надвое, при этом Кафр-Табие окажется на территории еврейского государства.

Реувен пожал плечами и повторил, что по его мнению, от идеи раздела должны отказаться. Я спросил мухтара, откуда у него эти сведения. Он напустил на себя торжественный вид и сообщил, что получил информацию от очень важного лица. Вероятно, этим лицом был заезжий торговец одеждой, которого мы видели позавчера, направляющимся в Кафр-Табие верхом на осле, но мухтар, по-видимому, был твердо уверен, что то, что он узнал — правда. Реувен скучал, но мне вся сцена доставляла истинное удовольствие. Я спросил, не думает ли он, что в еврейском государстве ему бы неплохо жилось, и развернул перед ним готовый набор аргументов: сказал, что повысился уровень жизни арабов и снизилась смертность детей с тех пор, как мы тут появились; что двадцать лет назад страна была сплошным болотом и пустыней, а теперь благополучию палестинских арабов завидуют их соплеменники в соседних странах. «Слава Богу», — ответил с серьезным видом мухтар. Я напомнил ему, что именно мы платим налоги, за счет которых правительство построило дороги и арабские школы. «Слава Богу» — кивал он. Я сказал, что арабский рабочий в Палестине зарабатывает впятеро больше, чем в Египте, и в десять раз больше, чем в Ираке, и все — за счет капитала, который поступил в страну с нашим приходом, что смертность арабских младенцев, благодаря нашим больницам, уменьшилась на треть. «Слава Богу, Слава Богу», — многозначительно и энергично повторил он. Я сказал, что сам великий Фейсал, сын Хуссейна, короля Аравии, официально приветствовал после войны идею возрождения еврейского государства, а уж сын халифа знает, что хорошо для арабов, куда лучше, чем наемники безбожных немцев.