Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии

— Конечно!

— Тогда, — продолжил я, — напишем несколько одинаковых вопросов о квартире и пусть каждый письменно ответит на них. А потом войдем и посмотрим, кто из нас прав. Вы или я. У кого не будет ошибок — тот хозяин квартиры. Идет?

— Отлично. — В ее голосе звучало превосходство. — Я согласна!

Мы, как школьники, уселись прямо на ступеньки. Я вытащил из кармана блокнот и вырвал листок для нее. Второй ручки у меня не было, но девушка, порывшись в сумке, в конце концов извлекла оттуда карандаш.

— Ну, вот и отлично. Сначала напишем вопросы. Если хотите, давайте свои.

— Какая разница, — сказала она, — можете спрашивать сами.

— Ну хорошо. Тогда записываем: где расположена ванная: близко от прихожей или нет? Если да, то с какой стороны от нее? Есть ли в столовой картины? Если да, то сколько? Что изображено на первой из них, которая висит слева, сразу как войдешь в комнату? Сколько всего стульев в квартире? Пожалуй, хватит.

— По-моему, совершенно достаточно, — согласилась девушка, улыбаясь.

Мы отвернулись друг от друга и принялись за работу. Она старалась незаметно прикрыть свой листок рукой, и это меня очень позабавило, ведь, несомненно, если кто-то из нас имел основания прятать свои ответы, то этим человеком мог быть только я.

Через несколько минут мы обменялись бумажками. Почерк у нее оказался красивым и изящным, с мелкими круглыми буквами.

Ответы были одинаковыми: ванная находится рядом с прихожей, справа от нее; в столовой висит пять картин; первая — копия «Моны Лизы» (она написала «Джоконды») работы неизвестного художника; всего в квартире пятнадцать стульев.

Изумлению нашему не было границ. Возможность подобного совпадения ни тот ни другой предвидеть не мог.

— Невероятно! — воскликнули мы в один голос. — Невероятно!

— Ответы совпадают, — заключил я, оправившись от потрясения. — Теперь у нас остается единственный выход.

— Какой?

— Спросить у консьержа, кого из нас он считает жильцом первой квартиры на третьем этаже. Как вы на это смотрите? Вы готовы заранее согласиться с его решением?

— Да, пошли!

Мы спустились в комнату консьержа и застали его за работой. Балдомер пытался завязать какой-то пакет веревкой, которая явно была короче, чем нужно.

— Вы не хотите спросить его сами? — предложил я.

— Мне все равно, — ответила девушка, — можете вы.

Консьерж заметил, что мы подошли к окошку, перестал крутить и мучить несчастную веревку, до сих пор подвергавшуюся невыносимым пыткам, отложил сверток в сторону и приветствовал нас самой очаровательной своей улыбкой.

— Послушайте, Балдомер, — сказал я, — Не могли бы вы сказать, кто из нас живет в первой квартире на третьем этаже?

Консьерж не сразу понял, в чем дело, а потом громко расхохотался, как будто было сказано что-то ужасно смешное.

— Да вы шутники! — заявил он, не переставая смеяться.

— Нам не до шуток, Балдомер. Скажите: кто живет в первой квартире на третьем этаже?

— Да вы вдвоем и живете. Кто же еще?

Не говоря ни слова и оставив его в таком же недоумении, в котором пребывали сами, мы бросились к лифту. Какая-то пожилая дама тоже направлялась туда с явным намерением воспользоваться им, но мы и не подумали дожидаться ее и, взлетев на третий этаж, вошли в «нашу» квартиру со смутным предчувствием: что-то должно произойти.

Как и следовало предположить, дело было так: мы оба спали в одной и той же постели, вытирались одним и тем же полотенцем, сидели на одном и том же стуле, читали одни и те же книги и при этом никогда раньше не видели друг друга.

Чувствуя себя скорее союзниками, нежели соперниками, мы изо всех сил напрягали наши извилины в поисках какого-нибудь решения, которое позволило бы обоим и дальше пользоваться всем, что «нам» принадлежало.

Пожениться — другого выхода не оставалось. Если рассудить здраво, мы в общем-то нравились друг другу: два симпатичных молодых существа, вполне здоровых на первый взгляд. Но этой чепухи было явно недостаточно, чтобы с полной уверенностью утверждать: наша супружеская жизнь окажется счастливой. Следовало выяснить некоторые подробности, а для этого задать друг другу несколько вопросов, подобно тому как раньше на лестнице мы пытались таким образом решить спор о квартире, правда тогда — безрезультатно. Теперь, однако, задача была куда проще: всего-навсего узнать получше будущего спутника жизни.

Я начал задавать вопросы первым, потому что в тот день инициатива с самого начала принадлежала мне, а девушке пришлось отвечать.

— Как пишется слово «экстерьер»?

— Вначале — э оборотное, потом к, с, т, е, р, мягкий знак, е, р.

— Как приготовить омлет?

— Надо взбить яйцо в тарелке, немного посолить, добавить капельку молока, чуть-чуть петрушки, вылить все на сковороду, поджарить, а потом перевернуть. Ну и, конечно, масла надо положить совсем немного. Настоящий омлет должен быть слегка недожаренным.

— На каком боку ты спишь?

— На правом.

— Тебе делали прививки?

— Да.

— Ты когда-нибудь писала письма кинозвездам?

— Нет, никогда.

— Сколько будет шестью семь?

— Сорок два.

— Что ты думаешь о социальных проблемах?

— Что не стоит этим забивать себе голову.

— Великолепно! — воскликнул я. — Кажется, ты будешь идеальной женой.

Затем стала спрашивать она. Наступил мой черед отвечать.

— Ты любишь футбол?

— Нет, совсем не люблю.

— Сколько раз ты собирался жениться?

— Всерьез — тринадцать.

— Какой табак ты куришь?

— Крепкий.

— Ты любишь посмеяться над людьми?

— Нет.

— Тебе нравятся сентиментальные романы?

— Терпеть их не могу!

— Ты хорошо относишься к женщинам вообще?

— Нет, плохо.

— Прекрасно, — заключила она, — из тебя выйдет идеальный муж.

Итак, мы оба были удовлетворены, оставалось только пожениться.

Само собой разумеется, мое прошлое отнюдь не было безупречным. Несколько лет тому назад, когда мне приходилось много колесить по Европе, я женился на одной итальянке из Рима, такой же нежной и сентиментальной, как песни ее родины. Мы познакомились при столь необычных обстоятельствах, что, пожалуй, не стоит здесь о них рассказывать. О моей женитьбе не знал никто, кроме одного приятеля, можно даже сказать друга, который сейчас жил в Лондоне. Этот человек в свое время вернул шведскому правительству крупную сумму денег, похищенную из государственной казны. Кажется, у него заговорила совесть. С другой стороны, я женился под чужим именем, вернее, под одним из тех имен, которыми пользовался, чтобы сбить с толку полицию двадцати трех стран, чересчур интересовавшуюся вашим покорным слугой, так что обвинение в двоеженстве мне вряд ли угрожало. А если бы кто-то и попытался, то ему бы пришлось изрядно попотеть, распутывая длинную цепь имен и адресов, через которую фирма Кука пересылала мою корреспонденцию. Правда, этот способ имел свои неудобства: довольно часто я получал чужие письма, а когда наконец приходили те, что действительно были адресованы мне, новости, заключенные в них, уже успевали порядком устареть. Что же касается первой жены — имеется в виду хронологический порядок, — то до нее дошли слухи о некоей катастрофе; бедняжка, по всей вероятности, сочла своего мужа погибшим и воспользовалась случаем, чтобы немного поплакать, а затем последовать моему примеру и вступить в столь же незаконную связь. Такова хваленая чувствительность женщин, будь они хоть сто раз итальянками.