Олжас Жанайдаров - В середине дождя

Я очнулся в незнакомом помещении. Это была небольшая комната с окном, выходящим на бор, и двумя кроватями, на одной из которых лежал я. Пахло чистотой и таблетками. Я вспомнил, что произошло. И только тут заметил находящегося в комнате человека. Это была женщина лет 35, одетая в белый халат.

— Очнулся? Как себя чувствуешь? — спросила она, присев на край кровати.

Я пожал плечами. Во рту было сухо, ощущалась легкая головная боль.

— А где я? — спросил я.

— В изоляторе.

Женщина потрогала мой лоб, затем достала из кармана халата градусник. Сбросив температуру, она сунула градусник мне под мышку.

— И напугал же ты всех. Почему не сказал, что крови боишься? — спросила она.

— Я не боюсь.

— Ладно. Кушать хочешь?

Я кивнул. Она вышла и вскоре принесла на подносе завтрак. Поставив поднос на стол, посмотрела градусник.

— Тридцать шесть ровно, — сказала женщина. — Ты ослаб. Как поешь — попробуй поспать.

Она вышла, я медленно поднялся с кровати и сел за стол. Голова кружилась, я взял ложку и начал есть манную кашу. Не доев каши, принялся за бутерброд, потом попил чай. Вернувшись на кровать, я попытался заснуть — не получилось. Головная боль все не проходила. Через полчаса меня вырвало.

Когда зашла врач, я лежал с закрытыми глазами, уткнувшись в стенку. После того как в комнате убрались, женщина, вновь сев на край кровати, осторожно повернула меня к себе и спросила:

— Живот болит?

— Чуть-чуть, — тихо сказал я.

Она покачала головой, вышла и принесла мне таблетку.

— Выпей.

Я съел таблетку, запил водой и лег обратно. Через три часа принесли обед. Я поел совсем немного, но меня снова вырвало. Живот разболелся еще сильней.

— У тебя аппендицит был? — спросила меня вечером врач.

За открытым окном сгустились сумерки, сосновый бор стих. Мне казалось, что я в изоляторе нахожусь уже целую вечность.

— Нет, не был, — ответил я. — А что?

Слово "аппендицит" мне не понравилось.

— А что? — вновь спросил я, не дождавшись ответа.

— Ничего, — сказала женщина. — Спи.

Той ночью у меня поднялась температура.

Весь следующий день я провалялся в постели. Иногда вяло думал о родителях. "Забрали бы, что ли. Хотя вряд ли они знают". Было все равно. Болела голова, болел живот, болело все тело. Я ничего не ел, только иногда глотал принесенные врачом таблетки. Заснуть нормально не удавалось — лишь временами я впадал в какое-то забытье. Сны были похожи на обморок — вокруг меня парили причудливые образы. Пару раз тошнило, но отрыгивать было нечем — я, словно рыба на берегу, лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Врач периодически делала компресс, я с безразличным видом выполнял ее указания. За окном светило яркое солнце, а мне хотелось умереть.

Но на третий день стало лучше. Я проснулся в девятом часу, чувствуя себя заметно бодрее. В окно дул приятный ветерок, солнечные лучи полосами рассекали белое одеяло. Голова не кружилась, взор был ясен. Живот не болел, а лишь регулярно издавал урчание — я ощущал ужасный голод. В теле была слабость.

Полежав минут пять, я приподнялся на локтях — с трудом. Хотел позвать врача, но мой голос прозвучал на удивление тихо. Попробовал еще раз — тот же результат. Я лег обратно. Через десять минут врач пришла сама.

— Ну, как? Тебе лучше? Живот болит? — спросила она.

— Лучше. Ничего не болит, только слабость какая-то, — сказал я.

— Так и должно быть. Давай температуру померим.

Она засунула под мышку мне градусник. Мой живот вновь заурчал.

— Кушать хочет, — улыбнулась врач. — Сейчас поесть принесу.

Завтрак я съел разом. Настроение улучшилось. Врач посмотрела градусник:

— Тридцать шесть и четыре. Хорошо.

— А я сегодня вернусь обратно в свой отряд? — спросил я.

— Нет. Рано еще. Побудешь у нас еще денек.

Она вышла, я вздохнул. Еще один день. Чем бы его занять? Надо попросить, чтобы книжку какую-нибудь принесли.

Я только что отобедал, когда за дверью услышал вместе с голосом врача голос какой-то девочки. Прежде чем я понял, что это Таня, она зашла в палату. Меньше всего я ожидал увидеть ее здесь.

Она подбежала к окну, глянула, воскликнула "Ух, какой красивый вид!", и повернулась ко мне:

— Слушай, я тебя второй день ищу. Ребята из палаты сказали, что ты в изоляторе. Я "Маленького принца" принесла.

Она присела на стул, сдвинула на столе поднос и положила рядом книжку. Мельком взглянула на то, что стояло на подносе.

— Сегодня борщ вкусный был, правда? — сказала Таня.

Я кивнул.

— А вот второе не очень. Не люблю селедку. Пока все эти косточки отделишь — с ума сойдешь. Ты как к селедке относишься? — спросила она.

Я пожал плечами. Я лежал на кровати под одеялом, думая о том, что на мне ужасная майка.

— Ты чего молчишь? — спросила Таня. — Мне сказали, что ты в обморок упал. Это правда?

Я вновь кивнул.

— А сложно сказать "да"? — спросила Таня. — Странный ты. И почему плечами пожимаешь, а не говоришь "не знаю"?

Я пожал плечами. Таня засмеялась. Встала, еще раз посмотрела в окно и сказала:

— Ладно, пойду. Тебе, наверно, отдыхать надо. А "Маленький принц" мне понравился.

Она подошла к двери, обернулась.

— У тебя неправильно челка зачесана, — сказал наконец я.

— Что? — Таня удивленно посмотрела на меня.

— Ты обычно налево ее зачесываешь. Так красивей.

Таня глянула в зеркало, которое висело рядом с дверью.

— Ишь, какой наблюдательный! А сейчас значит некрасиво?

— Красиво. Но когда налево — намного лучше смотрится.

— Как интересно. Никогда об этом не думала.

Она все глядела в зеркало, зная, что я на нее смотрю.

— Ну-ка, скажи обо мне еще что-нибудь, — Таня обернулась.

Я снова подумал о своей майке. И зачем я ее надел?

— У тебя красивые руки, — после некоторой паузы сказал я. — Мне кажется, ты умеешь играть на пианино.

— Неа, не угадал. Если только на нервах. Но за комплимент — спасибо.

Таня отошла от зеркала, озорно посмотрела на меня:

— Тоже мне Шерлок Холмс. Ты что, в лагере следишь за мной?

— Нет, — сказал я и почувствовал, что краснею.

— Ладно, мне на "тихий час" пора. — Она вновь оказалась у двери. — Ты в шашки играешь?

— Немного.

— Я после полдника забегу. Сыграем пару партий.

Я кивнул. Таня улыбнулась и вышла.

Таня пришла, как и обещала, после полдника. В руках она держала коробку с шашками и доску. Села на стул и шумно выдохнула:

— Уф, ну и жара на улице. Ненавижу "тихие часы". Лежишь в душной палате, потеешь. Ужас.

Таня положила доску на стол и стала раскладывать шашки, продолжая рассказывать:

— У вожатых в комнате аж два вентилятора стоит. Я Вадика попросила к нам в палату один поставить, так он не дал. Жмот. Говорит: "Ты, Танюш, сама лучше к нам перебирайся". И ухмыляется, идиот.