Андрей Панов - Разящий крест

– Забирай его, – крикнул Гущин. – Я прикрою.

Данила спорить не стал: подхватил Михаила и потащил к машине.

– Вставай! – приказал Андрей. – Со мной пойдёшь.

Он схватил Савву за воротник и с треском потянул вверх. Сзади раздался шум, Коржаков обернулся: во двор со стороны Первомайского сквера вбежали испуганные люди, но увидев дружинника с пистолетом, остановились и бросились в сторону – к музею.

Савва, воспользовавшись заминкой Андрея, вытащил из-под штанины нож. Он глубоко дышал, ощущая во рту вкус крови, в глазах от напряжения потемнело: «Сейчас или никогда! Сейчас или никогда...» Коржаков снова дёрнул воротник, и тогда Васильев резко вывернулся и всадил нож дружиннику в живот. Андрей бросил воротник его рубашки:

– Ты что, Савка? Ты...

Савва трясущейся рукой выдернул нож из раны. Андрей поднял удивлённые глаза от окровавленной рубашки на бывшего товарища, и Васильев, испугавшись того, что сделал, отступил назад. Коржаков пошатнулся, но устоял на ногах и медленно поднял пистолет, направив его на противника. Это резко отрезвило Савву: он бросил нож, кинулся вперёд и, схватив Андрея за руку, без особого труда выхватил оружие. Ноги дружинника подогнулись, и он опустился на газон, привалившись боком к стволу дерева и прижав левую ладонь к ране.

Васильев в растерянности заметался из стороны в сторону, но быстро взял себя в руки, сунул пистолет в карман, поднял с асфальта нож и бросился заводить машину.

Не успел он повернуть ключ, как из арки выбежал Гусельников, поддерживая ковыляющего Грачёва: он практически тащил полицейского на себе. Добравшись до машины, Данила на секунду опешил, увидев Андрея:

– Савка, это что – Коржаков?

– Не видишь? – огрызнулся Васильев.

Гусельников запихнул Грачёва на заднее сиденье, оставив дверь открытой для Гущина.

– Ты его... совсем? – Даниле стало не по себе от вида окровавленного однокурсника.

– Да не знаю я! Гущин где?

– Сейчас... Его нельзя так оставлять! – с отчаянием в голосе крикнул Данила и растерянно махнул в сторону Андрея. – Он нас знает – сдаст всех под чистyю!.. Б...!

Гусляр выхватил пистолет и сразу же, боясь передумать, два раза выпалил в Коржакова. Тот дёрнулся и упал на спину, раскинув руки.

– Твою мать! – вскричал Савва, выскакивая из машины.

– Мишка! – Данила указал на арку, откуда выбежал Гущин, стреляя наугад себе за спину.

Васильев прыгнул обратно за руль, Гусельников – на переднее сиденье и, высунувшись из окна, начал палить по бегущим следом за их товарищем полицейским. Его поддержал Грачёв через открытую дверь. Преследователи отступили в арку и продолжили стрельбу оттуда. Несколько пуль попало в «Ладу», повредив задний бампер.

Мишка не добежал до раскрытой двери всего несколько шагов: вдруг изогнувшись, рухнул лицом в асфальт.

– Чёрт! У-у! – закричал Данила. – Гони, Савка! У меня патроны кончились.

– А Мишка?

– Хочешь, чтоб мы все здесь остались? Гони!

Машина рванула с места – Грачёв чудом успел захлопнуть дверцу перед въездом в узкую арку, – и скрылась за поворотом. Во дворе в нескольких шагах друг от друга остались лежать двое непримиримых врагов – школьный мальчик для битья и его мучитель, христианин и атеист, которых судьба снова свела вместе таким странным образом.

На «Ладе» друзья проехали не далеко – спустившись в частный сектор ближе к набережной, они бросили машину во дворе заброшенного дома, облили бензином и подожгли. Затем пересели в «Рено» Васильева, спрятанное там же в кустах, и выехали из города без приключений.

По пути Грачёв перетянул ногу жгутом из своей рубашки. Когда приехали в село, и Савва поставил машину в гараж, Михаил попробовал сам выйти из «Рено», но понял, что нога совсем не слушается. Гусельников и Васильев подхватили его под руки и внесли в дом. Там их встретила Маша, на столе тут же появились аптечка и бинты. Рана оказалась сквозная – пуля пробила мышцы, не затронув кость. Перебинтованного Грачёва уложили на диван в гостиной, и вскоре он заснул, а друзья перешли на кухню.

Только здесь Маша решилась спросить о Гущине.

– Застрелили Мишку, – хрипло ответил Данила.

– А может, нет, – огрызнулся Савва. – Ты откуда знаешь? Может, в больнице сейчас лежит. А потом? Камера, допросы. Мы его бросили там, просто бросили! – Васильев грохнул кулаком по столу и стал ходить по комнате взад-вперёд.

– Ты меня не стыди тут, понял?! Видел, как он лицом об асфальт? Люди и не с такой высоты падают и голову расшибают. А тут ещё пуля в спине. И может, не одна. Да если б я за ним выскочил – всё! Мы бы сюда уже не приехали.

– Всё равно...

– Савка, ну мёртвый он уже был, мёртвый. Мы не помогли бы...

Савва махнул рукой и пошёл в их с Машей комнату. Через некоторое время дверь открылась, тихонько вошла Терентьева, села рядом и обняла. Васильев опустил голову ей на колени, и так они просидели минут пять. Наконец, дрогнувшим голосом Савва произнёс:

– Я убил Андрея... Он был моим лучшим другом. Всегда был рядом, всё детство, помогал во всём... Почти брат. А я его ножом... – Савва вытер покатившуюся по носу слезу. – Ну кто его просил в дружинники идти? Зачем?.. Зачем он сегодня ко мне попёрся?! Почему он вообще там был? Почему не кто-нибудь другой?! – Васильев дёрнулся, попытавшись встать, но Терентьева удержала его. – А что я мог поделать? Он не уходил. Не уходил! – Савва уткнулся лицом в юбку подруги и, всхлипывая, заплакал.

Маша гладила Савву по волосам и что-то успокаивающе шептала ему на ухо, а он плакал и трясся от отчаяния и злости на самого себя.

Наутро второго дня Васильева разбудил звук подъехавшего к дому автомобиля. В дверь позвонили. Савва вылез из-под одеяла, натянул штаны и, отодвинув штору, выглянул в окно: у крыльца стоял «Фольксваген» Потапа. Застёгивая рубашку, бросил взгляд на часы – 7 утра. «Что ж в рань-то такую?!» – недовольно подумал Савва. Маша тоже встала и надела сарафан.

Тут в дверь комнаты забарабанил Данила:

– Ребята, выходите! Быстрей!

Голос его был весёлый, потому Васильев не сильно обеспокоился. Когда дверь открылась, Данила буквально влетел в комнату:

– Ну что? Говорил я вам, что в Москве что-то грандиозное случится? Говорил? Вот оно! Случилось! – он крепко обнял Савву и похлопал по спине: – Переворот! Самый настоящий переворот. Сегодня ночью. Ну, – обернулся он к Потапу, – рассказывай давай, что молчишь?

– Да разве тебя перекричишь? – усмехнулся тот. – Пойдёмте в зал, там я всё расскажу. Да и это... чайку бы с бутером. Я с вечера не ел ничего.

– Так вот, – начал Потап, когда все перешли в другую комнату, а на кухне зашумел чайник. – Мы позавчерашнюю операцию не просто так планировали, как вы знаете. В этот день подобные покушения устроили почти в каждом областном центре. Не все удались, к сожалению, ну да ладно. На самом деле, смысл всего этого был в отвлечении внимания: региональные полицаи и пэдэшники на уши встали. Вот тут-то мы и дали им по-настоящему.