Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

Жили в бараках по-разному. Бывало, песни вместе поют, бывало, ругаются.

Подперев бока, одна соседка кричит на другую, которая позволила неуместно отозваться о лучших достоинствах ее супруга:

— Ах ты, сучка стрептоцидовая!.. Ты чо, пробовала?! А не пробовала, так и не говори… У мово Василия х… как деталь точеная!..

По праздникам иногда дрались.

Кто-то из поверженных, утирая красные сопли, грозил обидчику:

— У-у, Демафродей!..

Кто этот загадочный Демафродей, я так в юности и не понял. Только через много лет догадался: Демафродей — это же гермафродит!

В соседнем бараке, в маленькой комнатушке, поселился новый сосед. Николай, демобилизованный старшина. Поступил слесарем на завод, учился в вечерней школе. Мы с ним сошлись. Я ему помогал с алгеброй и геометрией, он меня учил жизни.

Как-то зашел участковый. Зайнулла, татарин.

— Мало-мало документы хочу посмотреть…

Николай только что вернулся с работы, голый по пояс — плещется под умывальником. Кивнул мне:

— Возьми там, в тумбочке…

Я выложил на стол паспорт, какие-то справки о ранениях, комсомольский билет, орденские книжки. Участковый начал с орденских книжек.

— Орден Красной Звезды… Карашо… Еще орден Красной Звезды… Карашо… Орден Славы… Медаль за Кониг… Кениг…

— Кенигсберг, — подсказал я.

Зайнулла поцокал языком:

— Ай, молодец! Смотри, еще орден Славы… А это?.. За взятие Берлина!.. Видел, какой герой у нас живет?!.

— Что ж ты никогда не рассказывал, что Берлин брал? — обиженно спросил я.

— А я и не брал его. На подступах ранило. Еще полгода после войны провалялся. Даже выпить за Победу не довелось…

Вот такой у меня появился товарищ. Сколько ему было тогда? Наверное, года двадцать два — двадцать три. Мне он казался старым.

Как-то я зашел к нему. Читает Горького.

— Вот решил всю классику одолеть. Начал с Горького. Один том в неделю. Значит, тридцать недель. К концу года закончу. Видишь, уже четвертый том добиваю…

— А потом?

— Потом за другого писателя возьмусь…

— Это же невозможно! Вон, Лев Толстой девяносто томов накатал…

— Это для тебя, лентяя, невозможно, а в меня твой Лев Толстой пулей влетит…

Когда наконец нам дали комнату в коммуналке и мы переехали в новые хоромы, Николая я потерял. Интересно, что стало с ним. Кем он стал? Наверняка большим человеком.

Интересно бы узнать, дожил ли он до 90-х годов, до Большого Разочарования. Неужели тоже стал нищим, как и большинство его сверстников, таких же, как он, честных трудяг. Приспособиться к новым правилам жизни никто из них не смог.

Одно утешение: не дожил. Последнее его ранение было очень тяжелым.

Время было бедное, но веселое. К началу пятидесятых и голодухи уже такой не было, и из бараков начали переселять; понемножку, по одной-две семьи выдергивали из бараков и переселяли в новый кирпичный дом.

У нас, пацанов, развлечений было выше крыши. Зимой — каток, хоккей на замерзшем болоте, лыжи.

Кино! По десять раз смотрели «Тарзана» или «Путешествие будет опасным» (знаменитый фильм Джона Форда «Дилижанс»). Откуда, спросите, деньги? По-разному бывало. То мать даст, то в простенок выиграешь, а то протыришься без билета.

Летом — футбол, волейбол, река Казанка, танцплощадка в парке культуры и отдыха. Ну мы, пацаны, конечно, только смотрели.

Жил у нас один морячок в бараках. Бабы его, бывало, спрашивают:

— Вань… Как это ты так ловко девок облестиваешь? Что ни день, то другая…

— Очень просто, — смеялся матрос. — Иду на танцы — кладу в правый карман огурец. Когда мы танцуем, я прижимаю ее к правому борту, она, естественно, уходит влево… И тут мы ее встречаем.

Бабы хохочут:

— Ой, и хулиган ты, Ванюшка!..

За что я особенно благодарен баракам — здесь научили меня драться. И — один на один, и одному против нескольких. Когда в начале сорок восьмого года я появился в казанских бараках, я там оказался самым интеллигентным мальчиком. Со скрипочкой не ходил, но очень хорошо одевался — мать была портнихой. И еще — запоем читал книжки. И, конечно же, сразу заслужил кличку «Еврей».

Кстати: к вопросу об антисемитизме в сталинской России. «Еврей» был синонимом слова «интеллигент». По крайней мере, так было у нас, на Средней Волге, в самом интернациональном регионе России — здесь живут татары, башкиры, мордва, коми, удмурты, чуваши, марийцы, русские… Если умный, с хорошими манерами, очки на носу, играет в шахматы и на скрипке, читает книжки, значит, еврей…

Уже взрослым человеком иду однажды светлым июньским вечером московскими улочками в районе Ордынки. Улицы совершенно пусты, стоят два мужика, чешут от безделья затылки, разговаривают:

— Смотри, Колян, еще только восемь часов, а уже — никого…

— Как жиды, в натуре!.. Заперлись дома, книжки читают…

Но вернемся в бараки в конец сороковых.

Короче, стал я на некоторое время евреем, и конечно, моим сверстникам захотелось проверить, каковы мои физические данные. Пришлось отмахиваться. Хорошая получилась практика. Многажды пригодилась в жизни.

Как-то, будучи уже студентом первого курса университета, возвращаюсь ночью домой. Троллейбус полупустой — двенадцать часов ночи.

Два шпанистого вида парня — кепочки-шестиклинки, сапоги гармошкой с подвернутыми верхами — пристают к девушке. Пристают вяло, девушка им не нужна, сразу видно. Просто ищут приключений на свою задницу, им надо, чтобы кто-то заступился за нее, и вот тогда…

— Пацаны, — говорю, — оставьте девчонку в покое…

Тут же оставили, повернулись ко мне:

— Тебе чо, больше всех надо?

— Это твоя шмара, что ли?

— Нет.

— Хера ли тогда?..

— Слышь, Колян, студент нарывается…

— Придется поучить. Ты где сходишь?

— На «Восстания»…

— О, глянь, попутчик… И нам туда…

Стоим, ждем остановки. Присмотрелся я к ним. Хиловаты оба. В чистую драку вряд ли полезут. Значит, ножи… Ладно, в крайнем случае убегу. Стометровка у меня — 11,2 секунды. Хрен кто догонит.

Вдруг стоящий позади меня мужичонка лет сорока, по виду работяга, шепчет:

— Не дрейфь, парень, я с тобой сойду.

Думаю про себя: какая от него помощь? Только обуза… В случае крутого поворота и убежать не смогу…

— Остановка «Площадь Восстания», — объявляет водитель.

Сходим. Там у нас большая Доска почета стояла. Заходим за нее. Мужичонка куда-то исчез. «И слава богу!» — думаю.

Начался обычный в таких случаях базар — прелюдия к драке.

— Что ж ты, парень? Тебе это надо было?.. Молодой, красивый… Придется тебя еще разукрасить…

Один уже заходит за спину. «Так, — думаю, — этого, который за спиной, надо вырубать первым…» Поворачиваюсь к противнику, а он, вижу, падает… Что такое?! Но думать некогда, повернулся к тому, что стоял передо мной, и кулак занес… А он бежит… Чертовщина какая-то!