Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

Пешку мы отмыли — с нее только чуть-чуть слезла краска — и продолжаем ею играть по сей день.

Однажды Антип спас своего собрата.

Рано утром мы выехали из Киева в Одессу. Часа через два остановились — позавтракать. Въехали по грунтовой дороге в лес и заглушили мотор. Антип выскочил из машины и, не успев поднять ногу, бросился куда-то. Я побежал за ним. Вскоре его низкий басовый лай разбудил весь лес.

Он стоял на краю большой, похожей на воронку от фугаса, ямы. На дне ее была желтая дождевая вода, а в ней — мешок. Мешок шевелился. Я спустился на дно, достал из кармана нож, перерезал веревку… И оттуда выскочил рыжий, похожий на лисенка, щенок… Ему было месяца два от роду…

Я посмотрел на жену, она была в полуобморочном состоянии. Такого мы оба никогда не видели, только читали у Тургенева…

Какая же сволочь сделала это? Нет. Это был не человек — нелюдь! Он бросил живое — мыслящее существо! — в яму, полную воды. И уехал. Но вода была дождевая, она быстро впитывалась в почву, а щенок боролся за жизнь. Боролся из последних сил до тех пор, пока лапы его не коснулись земли и он смог дышать сквозь поры мешковины.

Мы с трудом усадили нашего «лисенка» в машину и покинули это страшное место. Он скулил, повизгивал, бился головой о стекло, наверное, думал: его опять везут убивать.

Мы увезли его километров за сто от ближайшей к месту убийства деревни; открыли дверцу, и он пулей умчался куда-то.

И все равно я по сей день ругаю себя. А вдруг он нашел свою деревню, вернулся к своей матери, к своему убийце…

Я очень часто вспоминаю Антипкиного найденыша. Надо было взять его с собой. Каким бы он нам стал надежным и преданным другом…

Не помню, кто… кто-то из великих сказал: «Жить было бы совершенно невозможно, если бы не преданная морда собаки, в глаза которой можно смотреть с безграничным доверием».

Антип жил тринадцать лет — довольно много для собак этой породы. Умирал он тяжело, но до последнего вздоха рядом с ним был Человек. Он умер на руках у своей хозяйки.

А что с Кузей? Кузя утонул. Как и было написано у него на роду — погиб на дне колодца. Провалился в песчаный колодец на Каролино-Бугаз. Опять была осень, народу мало, никто не слышал, как он звал на помощь.

В конце февраля 1941 года в Берлине состоялся митинг, посвященный 21-й годовщине национал-социалистической партии. С речью выступил рейхсканцлер Адольф Гитлер.

Наклонив вперед корпус, прижав голову к плечу, он быстрым шагом взошел на трибуну и, как истый актер, начал тихо с какой-то незначащей фразы, слова которой потонули в восторженном реве коричневой толпы. Сразу за этим установилась мертвая тишина, и в этой тишине рейхсканцлер начал свою речь.

«Нам предстоит новый год борьбы, — голосом оракула возвестил он. — Мы знаем, что он принесет великие решения, и с уверенностью смотрим в будущее…»

На экране появилось название фильма:

«ВТОРЖЕНИЕ»

…Вниз к пристани спускалась по волжскому обрыву ветхая деревянная лестница в тысячу ступеней, которые всхлипывали под ногами, стонали, пели на разные голоса. Лиза устала, ногу па ступеньку ставила нетвердо, мешали туфли на высоких каблуках. Она сняла бы их, да руки заняты — в одной был ридикюль и авоська с продуктами, другую оттягивал крашеный фанерный чемодан, который бил углом по ступеням, и оттого приходилось держать его в согнутой руке.

Заплывшим слезой глазом Лиза увидела, как слева из-за излучины реки выплыла белая, окутанная дымом точка — пароход. Надо спешить. Мертвыми пальцами она поддернула чемодан — что-то хрустнуло, ручка осталась в руке, а сам чемодан полетел вниз, стукаясь о ступени, упал на дощатую площадку и рассыпался. Слезы, дрожавшие в глазах, только этого и ждали — тут же пролились по щекам двумя солеными ручейками. Да плакать было некогда — белая точка крупнела на глазах, пароход приближался; она нагнулась и давай собирать свое нехитрое имущество.

— Ай-яй-яй! — услышала она вдруг голос. — Вот плакать-то совсем ни к чему…

Лиза подняла голову, увидела хромовые, подернутые пылью сапоги, широкие галифе, ремень с портупеей, орден-звездочку в красной глазури, кубики в петлицах и, наконец, строгое лицо с веселыми карими глазами. Слезы тут же пересохли, расширенными вымытыми глазами уставилась она на стройное великолепие, которое как-то уж очень не вязалось с этой скрипучей извилистой лестницей, скособоченными домишками, лепившимися по обрыву, с маленькой пристанькой-дебаркадером внизу.

А военный уже нагнулся над ее пожитками, поднял один сверток, другой, протягивал вещи, краем глаза рассматривая ее. Лиза была хороша, чего там: каштановые, коротко подстриженные по моде волосы под белым беретом, яркие полные губы, вздернутый, но не курносый, а прямой, хорошенький носик… Словом, впечатление она произвела — военный даже разволновался, папиросу вынул, закурил.

Лиза закрыла крышку, стала возиться с замком.

— Сломался, — сказала она и виновато улыбнулась.

— Позвольте, я?.. — Военный присел, пощелкал замком. — Починить можно. Но потом… Вы к пароходу?

Она кивнула.

— Выходит, попутчики? — Наконец он открыто взглянул ей в глаза. — А сейчас бы веревочку?.. Эй, ребятки!

Двое мальцов с удочками бегом спускались по тропе рядом с лестницей. Увидев военного, да еще командира, они и так остановились, робко перешептываясь друг с другом.

— Ну! — повторил военный. — Ко мне!

Ребята пролезли под перилами, восхищенно уставились на него.

— Дяденька, вы танкист?

Военный снисходительно усмехнулся:

— Пограничник.

— Ух ты! — восторженно ахнули ребята. — А наган у вас есть?

— Вот вам задача, ребята, — строго оборвал их военный. — Надо добыть веревочку, чемодан перевязать…

— Кукан, дядь, годится? — Один из мальцов вынул из кармана бечевку, смотанную узелком, другой протянул такую же.

Военный подергал кусок бечевки.

— Куда же рыбу денете?

— А-а… — отмахнулся старший из ребят. — Была бы рыба…

Пока военный перевязывал чемодан, ребята закидывали его вопросами:

— Дядь, вы лейтенант?

— Старший.

— У-y! А у танка и пушка и пулемет?

Военный поднял оба чемодана, все четверо пошли вниз.

— А у фашистов танки есть?

— К сожалению, — военный посмотрел на Лизу и улыбнулся.

— Тетя, давайте мы вашу сетку понесем? — Маленькие подлизы вцепились в сетку; она отдала, нагнулась, сняла туфли.

— Дядь, а что сильнее: пушка или гаубица?

— Дядь, а правда, у Гитлера одна нога хромая?

Военный засмеялся:

— Не знаю. С Гитлером лично не знаком. Но, по-моему, это у Геббельса…

— Дядь, — младший хитро посмотрел на военного, — а вы можете название парохода прочитать? У пограничника глаз должен быть зоркий, да? Чтобы диверсанта углядеть…