Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

— А сколько вам, если не секрет?

— Девятнадцать… Почти двадцать… Собственно, двадцать уже. Через неделю день рождения.

— Какая у нас огромная разница в годах, — сказал он полувопросительно. Она промолчала.

Он вдруг засмеялся.

— Чему это вы? — насторожилась она.

— Так… Вспомнил одно предсказание.

— Оно сбылось?

— Не знаю. Нет… Может быть, потом я вам расскажу. Вам нравится здесь?

— Очень. Я никогда не ездила в первом классе. Даже на верхнюю палубу ни разу не поднималась…

— Извиняйте, — седой благообразного вида старичок в белом чесучовом костюме с газетой в руках тронул рукой свободный стул напротив молодой пары. — Не прогоните? — спросил он, сильно ударяя на «о». Кстати, Павел Иванович тоже «окал», как вся Средняя Волга от Горького до Самары.

— Присаживайтесь, милости просим, — живо откликнулась Лиза.

— Минутку, — сказал старичок и засеменил между столиками к выходу. Через минуту он вернулся, держа под руку такую же чистенькую, просто одетую, чем-то очень похожую на него жену. — Вот, Зоя Ксенофонтовна, молодые люди не возражают принять нас в компанию.

Старушка поклонилась, села, Лиза протянула ей меню. Павел Иванович наклонился к старичку:

— Не выпьете с нами?

— Благодарю. Не станем мешать. — Старичок раскрыл газету и отгородился ею от соседей по столику. Газету отставлял далеко от глаз — очки взяла жена; держа, как монокль, изучала через них меню.

— Макароны по-флотски, — прочитала она. — Что это за блюдо такое, Афанасий? Ты не знаешь?

— Думаю, что-то острое, — ответил супруг, не отрываясь от газеты. — Моряки — народ крепкий, возьми какое-нибудь знакомое…

Завели патефон в углу, и несколько пар пошли танцевать модное танго. Лиза поспешно отвернулась от танцующих, боясь, что Павлу Ивановичу взбредет на ум тоже отправиться в круг. Танец был медленный, бесстыже стонали скрипки, пары тесно прижимались друг к другу и, закрыв глаза, перебирали ногами, почти не сходя с места.

— Жаль, что я не умею танцевать, — сказал Павел Иванович.

— Ой, нет, что вы! — почти обрадовалась Лиза. — Хорошо!

— Что же тут хорошего?

— Хорошо, что не этому учились. За танцы бы вам орден не дали, правда?

— Пожалуй, — рассмеялся Павел Иванович. — Какая верная, черт побери, мысль! А я, признаться, чувствовал себя круглым лопухом там, где танцуют.

— Ну и напрасно…

— А вы разве не любите танцы?

— Люблю, — призналась Лиза. — Но эти мне не нравятся. Какие же это танцы? Просто обнимаются при народе…

— А ведь это война! — Старичок вдруг резко ударил костяшками пальцев по газетному листу. — Вы поглядите, — запальчиво обратился он к Павлу Ивановичу и ткнул пальцем в газету: — Везде война. Всюду! В Китае, в Греции, на Балканах… В Африке и в той воюют! Англичан, которые за всю свою историю не видели у себя вражеского солдата, бомбят… Что это, я вас спрашиваю, как не Вторая мировая война?

— Тише, Афанасий! Ради бога, тише! — заволновалась старушка. — Весь ресторан переполошишь.

— Кто же спорит? — улыбнулся Павел Иванович.

— Да, но как же вы свою-то роль представляете в этой войне? Своего народа? Армии… A-а! Не знаете. Или не хотите знать. А может быть, боитесь посмотреть правде в лицо. А вот я, старый человек, не боюсь. И так же откровенно, как вам, скажу любому. Хотя бы самому маршалу Тимошенко…

— Что же вы ему скажете?

— Скажу, что не таков русский характер, чтобы не ввязаться в драку, которая кипит вокруг него. Только для этого надо, чтобы кто-нибудь ему крепкую оплеуху влепил…

— Бог с тобой, Афанасий Трофимович! Или сейчас же прекрати, или я уйду!

— Разве я ересь какую несу? — обиделся старик. — Мы с тобой, сударыня, четыре войны пережили, и ни одна ничего, кроме горя, нам не принесла. Я не толстовец, не миротворишка какой-нибудь, не паникер, но события надо оценивать трезво, эту самую газету уметь читать, если хочешь знать, между строк… И мне важно, чтобы этот молодой человек, которому доверено охранять нашу матушку-Россию, понимал это. Я и сам мог бы еще взять винтовку в руки, да вот беда — в берег тот вон высокий не попаду…

— Вот ведь какой он у меня агрессивный, Афанасий-то Трофимович, — смущенно улыбнулась старушка, переводя взгляд с Лизы на Павла Ивановича. — Вы уж извините его, ради Христа…

— А я извинений просить не собираюсь, — строго оборвал ее супруг. — У нас мужской разговор, крутой, ты в него не вмешивайся…

— Мне как раз нравится ваша горячность, — серьезно заметил Павел Иванович. — Разве можно говорить спокойно о том, что волнует? Но вы напрасно упрекаете меня в легкомыслии…

— Да ведь вы тут сидите, батюшка. Тут! А не там!

— У меня отпуск.

— Не время-с, — строго сказал старик. — Вот именно, не время-с!

— Ты, Афанасий, границы-то не переходи! Встрял в чужой разговор… Налетел коршуном… — Она обернулась к Лизе: — Счастье, что у вашего супруга ангельский характер. Моего ведь не каждый вынесет…

Павел Иванович благодарно улыбнулся ей, заметил:

— И все-таки вы преувеличиваете серьезность положения. Право, преувеличиваете. Во-первых, у нас с Германией договор…

— Да плевали они на этот договор! — вскрикнул старик. — Для них святыня не святыня! А тут договор — бумажка, тьфу!..

Вы сами посудите, батюшка… Карту Европы себе представьте!.. — Уже более миролюбиво он придвинулся к Павлу Ивановичу и все еще тыкал пальцем в газету, где на пятой полосе были набраны короткие сообщения с многочисленных театров военных действий. — Куда же ему теперь двинуться? На юге — союзники. На западе уже дошел до океана. То же и на севере. Англия, конечно, соперница. Но не враг! Враг истинный, кровный, классовый — на востоке. Миллионные армии даром не держат. Нет. Они сами должны себя прокормить. А Россия — лакомое блюдо, не так ли?..

Они стояли на палубе, облокотившись о перила. Внизу шумно ворочалось колесо, широкие плицы мерно падали в сонную воду.

— Не холодно? — спросил Павел Иванович.

— Что вы? Прелесть, как хорошо! — отозвалась Лиза. — Вот навязалась я вам на голову, право слово, — засмеялась она. — Ехали бы себе без хлопот… Да вы на меня и не обращайте внимания. Идите спать, утомились ведь за день. А я бы так хоть всю ночь простояла…

— И я с вами, коль не прогоните.

— Вам просто неудобно меня бросить. Я же вижу.

— Вовсе нет. С чего это вы? — настороженно спросил Павел Иванович, которому в словах Лизы почудился другой смысл.

— Я уж и так не знаю, как вам благодарна. Что бы я делала? Пришлось бы домой возвращаться… С чемоданами-то да узлами в гору…

— Что же вас никто не провожал?

— А некому. Одна тетка. И та старенькая.

— Родители в Ульяновске?

— В Сызрани. В Ульяновске я учусь в медтехникуме. Этим летом и домой не удастся съездить. Практика.