Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

— Какая разница?

— Он же меня видел.

— Ну и что?

А он стоял и смотрел.

— А почему он на меня так смотрит?

Катя повернула голову удостовериться.

— Не смотри! Поймет, что про него говорим.

— Пусть себе понимает. Он на всех так смотрит. Работа у него такая.

— Ладно, поехали отсюда, — нервничая, торопил Сергей.

Он ясно и прочно почувствовал, что влип. Что, если возьмут Катю, теперь уж не отвертеться и ему. И никакая он не трогательная жертва ревности и страсти, а заурядный соучастник преступления. Понимание этого отчего-то явила Сергею физиономия Романова, выражение тупого беззастенчивого, холодноватого любопытства, с которым тот рассматривал Сергея.

Захотелось выскочить из машины навстречу равнодушной Судьбе и энергично покаяться.

По дороге небыстро шли две подружки, волокли тяжело и приятно груженные сумки. Женщины посторонились, услышав нарастающий рокот автомобильного мотора.

— Ой, Светка, твой катит! — с удовольствием сказала та, что помоложе.

— Че это мой-то? — едва оглянувшись, польщенно пробормотала та, что постарше. — Перепихнулись пару раз — всех делов-то.

Это была та пышнотелая, замученная семейными неурядицами буфетчица, в которой Кате не без некоторых оснований привиделась соперница.

— А как же любовь?! — переигрывая возмущение, заорала молодая. — Вечная, чистая, обалденная! А вот мы сейчас его спросим.

— Сонька, не дури! — только и успела сказать Светлана.

Соня, «голосуя», подняла руку с цветастым пакетом.

— Подвезем, — сказала Катя, не узнав Светлану.

— Да ну их, — сказал Сергей, узнав тотчас.

Соня далеко всунула в машину лохматую головку, одарив Сергея нежной волной хороших духов, перебегая до влюбленности восторженным, умоляющим взглядом с Кати на Сергея.

— Ребятишки, проявите к девушкам сострадание, нам только до пансионата.

…Ехали вчетвером. Девушки радостно загромоздили заднее сиденье сумками.

— Хорошо отоварились, — сказал Сергей.

— Ну! — крикнула Соня. — Человек — кузнец своего счастья! Все в наших руках!

Светлана с готовностью зашуршала бумагой.

— Хочете колбаски? — вежливо спросила она.

— Нет, спасибо, — сказала Катя.

— Валяй, — Сергей, не оглядываясь, протянул назад руку.

— А давай погадаю. — Соня быстро скользнула пальцами по его запястью.

Сергей оглянулся и налетел на смеющийся Сонин взгляд.

— Сиди уж, — подруга легко и сердито ударила Соню по руке.

Они жевали бутерброды с колбасой, и Кате стало нехорошо от мясного запаха. Сразу вспомнился другой запах, тот, что стоял в сарае, — сырой, сладковатый запах тлена. И еще кое-какие подробности вспомнились, которые очень хотелось забыть. К самому горлу подкатило. Катя остановила машину.

— Что ты? — спросил Сергей.

Она только головой замотала, и, зажав ладонью рот, выскочила из машины.

— Укачало бедняжку, — посочувствовала Соня. — Вот ведь какая нежная. Свекровь угробить, мужа засобачить — это ничего, а в машине ука…

— Заткнись! — вскрикнула Светлана, локтем ткнув Соню.

Сергей повернулся к попутчицам.

— Ну-ка, иди помоги ей, — приказал он Светлане, глядя не на нее.

— Дура ненормальная, — сказала Светлана, послушно выбираясь из машины.

— Сама ты это слово, — парировала Соня.

Светлана пошла к Кате. И они там стояли вдвоем на траве.

Сергей развернулся на сиденье, рассматривал в упор юное, бойкое создание — от черных ажурных колготок до бронзовой челки над смеющимися глазами.

— Так чего ты там вякаешь? — с отчетливой угрозой спросил он.

— Правду, — сказала она, недоумевающе кругля глаза. — А что, нет, что ли?.. А вообще-то, если честно говорить, я кошечке твоей ох как завидую. У меня б ума не хватило так лихо мужика повязать. — Соня улыбалась ласково, насмешливо. — А ты теперь хорошо повязанный, с потрохами. — И, мгновенно согнав улыбку, она добавила печально, жалея Сергея: — Несчастливый ты. И не будет у тебя ничего.

Он аккуратно потрогал золотую сережку в ее ушке, полуспрятанном в гриве волос.

— Нравится? Хочешь, поносить дам?

— Ты у нас очень счастливая, — усмехнулся Сергей.

— Так я ж свободная, Сашенька… или как там тебя? Каждому — своя радость. У тебя ведь тоже своя радость: баба при тебе личным шофером. Сам-то что водить не выучился? Или она тебя за руль не пускает?

— Балаболка ты, — сказал Сергей беззлобно.

— А ты меня не слушай, — просто согласилась она.

Сергей положил руку на ее ажурное колено.

— Ты коленкой не ошибся? — поинтересовалась Соня.

— Да вроде нет. — Он гладил ее ногу.

Тогда Соня, все улыбаясь, вонзила коготки свои сиреневые в натруженную руку наглеца.

Он руку отдернул. Посмотрел: хорошо вонзила, до крови.

— Звать тебя как, свободная?

— Да хоть как зови, милый! Я же все равно не отзовусь.

Женщины уже возвращались к машине.

— Найти тебя где? Ну, быстро!

— Ищи ветра в поле. — Она смеялась и закончила вдруг жестко, сквозь зубы.

А дверцы уже открывались, женщины садились в машину.

Сергей отвернулся. На Катино посеревшее, осунувшееся лицо он не посмотрел, точно вовсе забыл о ней.

Остаток пути ехали молча.

— Огромнейшее вам спасибочко, — сказала Соня, прощально улыбаясь Кате. В сторону Сергея она не посмотрела.

Зато он проводил ее уязвленным, больным взглядом.

Он нашел ее очень скоро. Это уж само собой.

Соня трудилась на должности медицинской сестры в физиотерапевтическом кабинете пансионата «Красный сокол» или, скажем, «Вешние воды». Коротковатый синтетический халатик в обтяжечку, подсолнечные семечки в карманах, махонькая рыжая дырочка на подоле выше колена, прожженная сигаретой, смешливость, резкость, неопрятность для медицинского работника едва ли простительная.

Кушетки кабинета физиотерапии были жестки и узки.

— Вам спокойно! Мышцы бедер и ягодиц полностью расслаблены! — рычал за хилой стенкой неутомимый психотерапевт на беззащитных доверчивых пациентов.

В прошлом у Сони было детство, оскверненное родительским пьянством, был ранний гнусный опыт мужского внимания, было хамство и насилие как норма отношения меж людьми. Очень хотелось для себя иной жизни — с прохладным запахом чистого постельного белья, с тугим стуком теннисной ракетки о пушистый мячик, с одеждой не штопаной-перештопаной в пятый раз и в том же месте, и чтобы подбирать небрежным жестом мягкую полу шубы, садясь в автомобиль.

Сергею было понятно все это. Ах, как хорошо он понимал Соню, ах, как хорошо понимала его она, ах, как хорошо понимали они друг друга — ну, просто умереть и не встать: созданы друг для друга.

И разве не разумнее, не честнее разве прийти к Кате и эдак задушевно, доверительно, смело брякнуть с порога: прости, звезда моя, прощай, или ты сама не видишь, девочка моя оголтелая, мое вранье, твою любовь, ключи на гвоздике в прихожей буду помнить всегда, набросать еще кой-какие подходящие слова, нечто успокоительное, истерико-смягчающее.