Valery Frost - Заговор по душам. (Малоросский прованс.)

За совет Вера была благодарна и с удовольствием согласилась на помощь.

- И в парк наш не ходите, милая. Там порою такое непотребство твориться! Город наш хоть и богат, и электростанцию свою имеет, да только до парков не дошли руки думцев городских. Один горбатый фонарь, который собирает люд простой, да не совсем.

Епанчина заинтересованно уставилась на кухарку, которая на последних словах прищурилась, еще и пальцем в небо покрутила:

- Такая картина, - отставляя подальше на середину стола стакан со сладким чаем, продолжила тетя Маша, - десятка два-три молодых хулиганов стоят развязно кучкой и во всеуслышание сквернословят. Один из более остроумных читает громко газету и, разумеется, выкрикивает непечатные слова и выражения. Можете себе представить, Верочка Николаевна, какого остроумия и каких словечек можно ожидать от такого субъекта, упражняющегося в них лет четырнадцать-пятнадцать где-нибудь на Забалке?! Мало того, некоторые врываются в круг и позволяют себе хватать женщин в объятия! - Вера изобразила на лице ужас, даже поднесла руку ко рту, запечатывая уста. - Некоторые из них благосклонно улыбаются. Вообще, публика чувствует себя вполне удовлетворенной и толчется, все толчется на одном месте. Где, Верочка Николаевна, скромность, стыд, оскорбленный слух? (сноска: письмо неизвестного автора, опубликованное в газете "Родной край")

- А почему меценатов своих не попросить обустроить близлежащую территорию? - предположила Вера. - Гимназия, наверняка, своих спонсоров имеет?

Тетя Маша нахмурила брови и уставилась на девушку - диковинное слово она слышала впервые.

- Есть добродетели, которые благотворительностью занимаются? Выделяют средства на содержание гимназии?

- Добродетели-то есть, однако ж с года девятьсот второго училище наше переехало сюдыть, а еще ранее перешло под начало городское, да и территория парка тоже не в частных руках. Вот и соседствуем с безбожниками рядом, приходится терпеть и загулы ночные, и словечки похабные.

Повариха, наконец, решила убрать со стола. Поднялась, собрала посуду и направилась в обитель казанов и тарелок. Вера осталась сидеть в полумраке одна.

- Завтречка приходить кушать пораньшее, - послышалось из-за резной ширмы, - я вам Зайку покажу, он и проведет по местам нужным.

Это, наверное, было прощанием. И Вера, негромко поблагодарив за ужин, направилась к себе.

Фонари уже горели. Фонарщика нигде не было видно. Епанчина вздохнула и принялась считать шаги от корпуса гимназии до здания общежития. Надеялась ли вера найти ответ под ногами? Возможно, инструкция по поведению будет высечена в камне...

За мелькающим меж деревьев силуэтом следили две пары глаз.

- Говоришь, другая она? - Елена Игнатьевна не поворачивая головы, спросила у своей подчиненной.

- Одно дело, Елена Игнатьевна, кабы другая по столичному была. Знали таких. А тут совсем не такая. И лицо...

- Варвара, - директриса гимназии одернула гревшую старческие плечи шаль, - той карточке лет сколько?

- Но ведь фамильные черты... - попыталась возразить заместительница.

- Так неужто надо походить обязательно на именитого родителя? Ты ж токмо в газетах и видела бородатого генерала, а жену его первую зрела? Нет. Не думай плохо. Досталось ей, думаю, от мачехи молодой. Не захотела видеть рядышком на приемах падчерицу, старшую за себя. А мужчины, даже пускай и генералы, завсегда супругу будут слушать, коли умеючи подходить.

Но слова директрисы не подарили успокоения душе Варвары Ефимовны. Женщина решила не оставлять свой самоназначенный пост и строго следить за подопечной.

Спала Вера плохо. Неудобная узкая кровать, стенка, об которую так и норовил удариться то локоть, то лоб. Пастельное белье, хоть и чистое, но пахнущее совсем неуютно. Ужин, удобно улегшийся в желудке, отозвал на некоторое время кровь на собственные нужды. Но уже пару часов спустя нервное состояние и путанные мысли вернулись. Вера все надеялась, что проснется, что вновь увидит неоновые вывески, стеклянные раздвижные двери, услышит противный писк медицинской аппаратуры, нащупает пальцами кнопки пульта... Все напрасно...

Широкий сарафан служил теперь девушке ночной рубахой. Хотя и его придется перешивать, потому что слишком откровенно для времен царской России выглядел верх одеяния.

Зубной порошок, забытый кем-то в ванной комнате, пришлось втирать жестом заправского потребителя героина - указательным пальцем по зубам и деснам. И сколько бы ни полоскала Вера рот, привкус мела так никуда и не делся. И вот еще одна статья расходов - средства личной гигиены. Думать о приближающихся критических днях Епанчина себе запретила.

Утро не принесло облегчения. Постоянно присутствующий ком в горле и бешено бьющееся сердце не позволяли сосредоточиться. Сконцентрироваться удавалось лишь на короткие мгновенья - одеться так, чтобы не выделяться, держать спину прямо и не сутулиться, не пялиться по сторонам и не смотреть прямо в глаза. Не забывать говорить высокопарно и коротко.

От процесса ежесекундного контроля за собой разболелась спина, ныл затылок. Вера помнила, что человеку необходим двадцать один день, чтобы привыкнуть, принять правила... И надеялась, что ее привыкание пройдет безболезненно или хотя бы в более сжатые сроки.

Зайкой - обещанным проводником - оказался довольно худой и проворный мальчуган ярко выраженной цыганской наружности. Странно было видеть баловня кухарки вот таким тощим.

- А энто он у нас дюже шибко бегает. Всю еду и вытрясает на свежем воздухе, - объяснила тетя Маша, добро усмхаясь.

По совету заботливой женщины, решившей временно удочерить изгнанницу, Вера взяла ажурный зонтик из кладовой забытых институтками вещей. Но открыв его и глянув в зеркало, предпочла ограничиться чужой шляпкой.

- И не забыть купить себе зеркало в комнату, - напомнила сама себе Епанчина, выходя вслед за Зайкой в утренний зной уездного города.

Довольно мягкая подошва единственных уцелевших в кораблекрушении туфель создавала эффект мягкого массажа ступней: камни брусчатки, мелкий растоптанный ракушечник, деревянные мостки - абсолютно всё чувствовали привычные к ровным асфальтированным поверхностям ноги Епанчиной.

Время от времени приходилось тормозить проводника. Зайка спешил, забегая далеко вперед. А Вера никак не могла поверить в столь разительные перемены во внешности родного города.

Там, где в двадцать первом веке рассекали роллеры и скейт-бордисты, наклонной травяной горкой спускался вал. Многоуровневые автомобильные развязки будущего представали перед путешественницей обычными утоптанными грунтовками и площадями. Улицы казались более широкими, а деревья более высокими из-за одно- и двухэтажных построек. Церквушки, больше похожие на соборы, блистали красой и зазывали песнопениями.