Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]

— Да я не об этом. Мой сайт работает?

— Нет, Игорь. Его заблокировали. Но восстановят, как только решение суда вступит в законную силу. Позвоните Грунину, обвинитель, кажется, будет подавать на апелляцию, но там без шансов.

— Женя, мне нужны мои статьи — те, которые были на сайте. У меня есть резервные копии, — схитрил я, — но пока я до них доберусь… Возможно, у вас остались какие-нибудь из них?

— Обижаете, Игорь. У всех нас, поклонников вашего таланта, есть их полное собрание. Заезжайте.

Придется ехать в редакцию? А почему нет, если не будет другого выхода? Может, у Урмана остались… Наверняка, но мне нужны все!

— Женя, спасибо. Я обязательно заеду. И… гм, дайте этот номер моему адвокату, хорошо? Пусть позвонит мне.

— Как скажете, Игорь. Ждем-с.

По отношению к Грунину я испытывал смешанные чувства: разумеется, я не одобрял деловые мотивы, которые лежали в основе наших отношений, проще говоря — его алчность; но он был единственным, кто в последние дни в тюрьме поддерживал меня, и недостойно было бы вот так порвать с ним, просто исчезнув… Одним словом, я решил, что отблагодарю его, только пока не знал как.

Мог ли я оставаться у себя дома? Жить под присмотром телекамер? Здесь, где не было больше ничего моего, где бесчинствовал кто-то чужой, где, помимо всего прочего, каждая вещь напоминала мне о ней ?

Я не знал, где теперь устроюсь, но утром, взяв самое необходимое, ушел, оставив ключ под ковриком.

На всякий случай я зашел в интернет-кафе на Шаболовке, набрал aihappy.ru: «Internal Error». Огорчение пронзило меня — как будто кто-то забил досками дверь моего настоящего дома… Ничего, еще не вечер!

В гараже была только Аня. Васильич дрых в «спальном отсеке», выполнив дневную норму ремонта.

— Привет. Извини, я вчера…

— Не за что. — Она нахмурилась. — Я рада, что ты снова с нами. Урман рассказал мне все.

— А. Ну отлично. — Мне было как-то неловко с ней, чего не случалось раньше. — Я дома был.

— А.

— Там…

— Я знаю. В газетах писали об обысках. Помочь тебе убраться? Или хочешь, поживи пока у нас с мамой…

— Ань, спасибо. Сегодня тут переночую. А завтра… завтра посмотрим. В любом случае, пока съезжать некуда.

— Ага, некуда, — сказал Урман, входя. Бросил на стол «Жизнь». — Можно сразу в Монако лететь. Или на Гавайи. На личном самолете. Ознакомься, отец, с перечнем своей собственности.

— Что это? — я брезгливо взял газету, хотя уже знал что. — А, это Вакуленко.

— Личный журналист? — Аня грустно улыбнулась, снова куда-то собираясь. — Личный адвокат, даже личное привидение… Я и забыла, ты же у нас теперь знаменитость.

— Ань, ты сейчас отсюда никуда не уйдешь, — решительно сказал я. — Точнее, мы вместе сейчас пойдем в магазин. И купим шампанского. И торт. И вообще, все, что захочешь. И все вместе отметим! Отметим мое возвращение! Черт возьми, как я по вам всем соскучился! — Я обнял Урмана, потом Аню. — Я вернулся, понимаете? Всё, сумку не забудь.

— А деньги? — выглянул из-за двери сонный Васильич.

— У меня есть, — улыбнулся Урман. — Итак: торт, шампанское, красная рыба, нарезки, салаты.

— Я сама приготовлю!

— …овощи-фрукты, киви Васильичу, мне медовый помело, икры обязательно, окорок высший сорт, маринованные грибы, ананасы, и…

— …Кагор!

Это был замечательный вечер. Веселый, с музыкой. Мы пили, шутили, смеялись — мы снова были вместе. Я остался в гараже — и то ли в силу выпитого (второй день подряд), то ли из-за того, что собрал одеяла, какие были, и включил обогреватель на полную мощность, ночью не замерз.

Статей у Урмана, увы, не оказалось.

— Ты уверен?

— Конечно. Зачем бы я их сохранял? И у Аннет, думаю, их нет. Разве что у Васильича…

— Вот ты смеешься, а смешного тут мало. Сайт не работает, и неизвестно когда заработает. Да и сохранились ли они там, кто знает… В общем, придется все же ехать к этому журналисту.

— А у него они остались?

— Уверяет, что да.

— Ты говоришь так, как будто тебе в тюрьму обратно возвращаться.

— Урман, я тебе многое еще не рассказал. И об этом субъекте, в частности. Этот Вакуленко не человек, а какой-то чертик из табакерки!

— Он сам на тебя вышел?

— Нет, через сестру.

— А адвокат?

— Адвокат сам, но он, напротив, мне помогал. Если ты думаешь, что тут замешан кто-то еще, то вряд ли. У меня было много возможностей убедиться, что все это дело рук этого существа. И дело в статьях.

— Хорошо, а если не в них?

— Тогда буду думать, в чем. Но сначала — они.

— Вообще-то оправдательный приговор мог устроить и ее отец, чтобы расквитаться с тобой на воле, разве не так?

— Я вижу, тебе все же хочется свести все к вещам обыденным. Вряд ли.

— Но ты его хотя бы видел?

— Нет.

Урман взял со стола газету и, развернув ее, протянул мне.

Там было фото в четверть полосы: мужчина с благородной сединой и волевым лицом. Статья называлась «Тесть Агишева убит вердиктом суда?»

— Хорошо, теперь буду знать…

Рано или поздно мне придется объясниться с этим человеком, но пока это время не пришло.

— Мне пора в редакцию. — Я надел куртку с капюшоном, темные очки. — Спасибо тебе.

— Пока не за что. Ищи статьи.

Мы пожали друг другу руки.

Редакция «Жизни» находилась на Бережковской набережной, в новом офисном здании. Адрес был указан в газете, но я предварительно созвонился с Вакуленко, чтобы его уточнить, и взял с него обещание никому не рассказывать о моем визите. Мы встретились на первом этаже, в холле.

— Ну, как вы? — радостно спросил Вакуленко, чуть ли не обнимая меня. — Маскируетесь? Понимаю….

— Женя, у меня мало времени. Скажите, вы… видели мою сестру? — Я вдруг спросил совершенно не о том, о чем хотел. Или именно о том, только себе не признавался. — Она вроде была на суде…

— Была, была. Жива-здорова.

— Вы с ней… общаетесь?

— Ну разумеется, Игорь. И обязательства свои выполняем. И…

— А адрес… адрес ее у вас есть?

— Да. Написать вам? — Не дожидаясь моего согласия, он вынул из кармана блокнот, вырвал оттуда листок, черкнул на нем что-то. — Держите. Я так и знал, что это будет первое, о чем вы у меня спросите.

— Спасибо. — Я сжал листок в кулаке. — И…

— …статьи.

Он протянул мне флешку.

— Здесь все, кроме двух последних. Уж не обессудьте. Все обыскались, не поверите — но «Стыда» ни у кого не оказалось и «Хайяма» тоже…

Удивленный, я пропустил мимо ушей его невольный каламбур.

— Кого?

— Не кого, а чего, Игорь. Вашей последней статьи. «Омар Хайям и четвертая сура Корана».

Я, кажется, побледнел. Но усилием воли заставил себя не проявлять чувств. Медленно сел на кресло перед столиком.

— Игорь, вы что, не помните?

— Помню. — Я был вынужден врать, еще не зная зачем. — Но не помню, о чем она.