Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]

— Ну, это-то легко. Вы там рассуждали о Хайяме, о его отношениях со временем, женщинами и смертью. Занятная, скажу я вам, получилась статейка. Я вот тоже задумывался, почему он пил, будучи правоверным… Игорь, с вами все в порядке?

— Да… — У меня в голове пронеслась масса возможностей. Догадок. Причин и следствий. — А вы точно уверены, что ее нет?

— Да. — Вакуленко, казалось, был искренне раздосадован. — Может, на сайте осталась… Знаете, чего больше всего жалко? Эту его поэму.

— Какую поэму?

— Ту, которую вы цитировали. Там была такая love-story про юношу и девушку. Что-то вроде «Руслана и Людмилы», только на персидский лад. Я, знаете, пытался ее даже в Сети найти — но увы. Может, она не переведена… Хотел еще у вас спросить, откуда вы ее взяли. Не сами же вы ее с фарси переводили.

— Ладно, Женя, спасибо… — Я встал с кресла. — Я, пожалуй, пойду. У меня срочные дела.

— Э… Игорь, а как же рассказ о том, что было в тюрьме и все такое? Читатели ждут. Может, поднимемся, и…?

— Женя, не сейчас. До конца недели я занят. Как только освобожусь, расскажу все, что сочту нужным, хорошо?

В лице Вакуленко выразилось разочарование, но он тут же всем видом изобразил понимание.

— О’кей, как скажете. Но вы же не исчезнете? Расскажите хотя бы, где вас искать?

— Академика Варги, 16. — Все же кто-то, кроме друзей, должен знать, где я. — Надеюсь на вашу деликатность.

На улице я разжал кулак. Улица Введенского, 23. Значит, «Стыд и совесть» не была последней статьей. Хайям, Дервиш… Все сложнее, чем я думал.

Дом оказался обычной пятиэтажкой, с подъездом без домофона. Я поднялся на четвертый этаж, позвонил. Никто не ответил. Я позвонил еще раз, за дверью раздались шаркающие шаги.

— Кого вам?

— Настя…

Она приоткрыла дверь, подслеповато щурясь. Узнав меня, кажется, вздрогнула.

— Настя, здравствуй…

Она продолжала так стоять, глядя на меня со скорбным выражением, так что я несколько смешался.

— Ты… занята?

Казалось, она еще больше постарела за эти дни; я привык к ее усталому и безысходному выражению лица в те последние годы детства, когда мы жили вместе — теперь оно как будто стало маской, неснимаемой маской, которую она, очевидно, была обречена носить до конца жизни.

— Нет, не занята. Проходи.

Ее голос был хриплым, простуженным.

— Ты… одна?

— Да.

— А… муж?

— Спит.

Я знал, что это значит — судя по батарее бутылок в прихожей. И — всхрапам и стонам за стеной.

— Проходи на кухню. Чай будешь? — Она вымученно улыбнулась. — Я сегодня не готовила, ты бы предупредил…

Как будто я мог ее предупредить.

— Я… ненадолго.

Надо было уходить сразу же, но я, повинуясь какому-то мазохистскому порыву, сел на табуретку.

— Как… ты?

Она развела руками:

— Как видишь…

Она не села. Отошла к окну, прислонилась к батарее. Кусая губы.

— Как видишь. Рада, что тебя… отпустили.

Но в ее голосе не было радости. Она не была рада меня видеть. Кажется, она вообще меня не ждала.

— Ты… Вакуленко сделал то, что обещал? — спросил я зачем-то.

Она фыркнула. Потом прошла мимо, закрыла дверь — раздался очередной вздох и за ним стон.

— Обещал… обещает пока.

— Настя, я теперь… теперь очень богат, и… — Я осекся, вспомнив, что собирался отказаться от наследства. Но продолжил: — Я могу тебе помочь…

— Не надо. Игорь, не надо. — Она поморщилась. — Я… действительно рада, что все так… обошлось.

Я молчал. Не это она хотела сказать.

— Ты меня простила?

— За что?

Она знала за что.

Лучше бы я сюда не приходил.

— Ты в этом, — она повела рукой, показывая, что подразумевает под «этим», — не виноват. Я это сама. Тысячу раз могла развестись. И уехать куда-нибудь. Техникум закончила, бухгалтера везде нужны… Да все откладывала, думала, вот-вот все прекратится. Костя выздоровеет… Мы же и лечились, и кодировались… Он хороший человек. И любит меня, — произнесла она с вызовом. — У детей должен быть отец, а? Как ты думаешь? Или безотцовщина лучше? Или ты, как и прежде, считаешь, что ты один во всем мире? И тебе плевать на сестру, как и раньше на родителей?

— Настя…

— Нет, ты ответь!

— Ты же сама…

— Да, сама! Ты зачем сюда пришел? Снова сказать мне, что я, такая-сякая, бросила родителей и брата?

— Нет, я…

— Игорь, я виновата, да. Но только в том, что оставила их на тебя! На такого эгоиста, как ты! Я бежала и от тебя тоже, как ты не поймешь? От твоего вечного молчания, твоей замкнутости, думала, что ты там вынашиваешь, что у тебя в голове? А потом прочитала, что ты пишешь, и… О, Господи! А ведь столько людей от тебя в восторге, сколько у тебя защитников и… поклонников!

Я почувствовал, как во мне вскипает гнев.

— Не передергивай. Ты хотела лучшей жизни, вот и все. И ты ее, — я огляделся не без иронии, — ты ее получила. Разве не так? Чем я хуже тебя? Тем, что пытался задуматься над тем, почему мы так живем, а не слепо плыл по течению? Почему ты все и всегда перекладываешь на меня?

— Потому что ты приносишь всем горе, Игорь! Горе! Неужели ты не видишь? И тем, кто рядом с тобой, в первую очередь! И эта девочка… она погибла не случайно. Ты сам любить не способен, ты любишь только себя и свои… умствования! Господи, мне ее жаль, как ей не повезло, что она тебя встретила, а ведь ты мне брат, и ты думаешь, мне легко…

— Настя, хватит!

Я встал.

Дождался, пока отступит боль. Убрал за спину сжавшиеся кулаки.

— Настя, я не скандалить пришел. Может быть, ты права, любить я не умею. Только ее не трогай, ладно? Это наше с ней дело. И… Почему у нас с тобой всегда так? Почему мы как… не родные, а? Почему?..

Я махнул рукой, уходя.

Пнул дверь. Она бросила мне вдогонку:

— Игорь, подожди! Подожди, пожалуйста! Прости меня! Я совсем не то хотела сказать!.. Игорь, адвокат оставил здесь твои вещи…

Но я уже спускался по лестнице. Слезы застилали мне глаза. Что, посетил сестру? Никогда больше. Никогда.

Настроение у меня было паршивое. Я зашел в кафе, выпил кофе. Заставил себя успокоиться. В конце концов, она жива, у нее все нормально. Я ведь в этом хотел убедиться? А то, кем она меня считает и что думает по поводу моих статей, в сущности, не так уж и важно. Она имеет право на свое мнение, имеет право строить свою жизнь так, как хочет. Без родителей. И без меня.

Теперь мне нужно было отправиться в гараж — и там, в спокойной обстановке, внимательно и скрупулезно перечитать статьи. И мне обязательно, во что бы то ни стало, нужно было достать отсутствующие две!

По пути я набрал Вакуленко:

— Женя, а вы мой номер адвокату дали?

— Да, разумеется.

— А что же он не звонит?

— А я откуда знаю? Хе-хе. Боится, наверное. С вами общаться, сами знаете… Или обиделся.

— На что?

— Ну вы исчезли куда-то, а он, можно сказать, все для вас сделал. Сомневаюсь, что в вашем освобождении есть его заслуга, но на суде он выступил достойно. В общем, хороший у вас адвокат.