Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

«…с силой встряхните несколько раз, а затем прополощите. Таков способ Коуза. Сегодня же вечером проделайте двухминутный опыт: вымойте пару чулок обычными мыльными хлопьями, а затем в чистую теплую воду бросьте щепотку Коуза. Обратите внимание, как снежно-белый раствор превращается в мыльную пену».

Все это казалось мне дешевым и не заслуживающим внимания. Дочитать этот опус я не успел, так как вернулся Биль с полоской бумаги в руке.

— «Часовая фирма „Меркурий“», — вслух прочитал он. — Часы — это завод, вырабатывающий самый драгоценный из всех товаров — время. Считаю целесообразным развить эту мысль, сделать изображение завода с часами фирмы на переднем плане. Заголовок: «Одно Маленькое Колесо на Камнях Вращает Машины Стоимостью в Восемь Миллионов Долларов».

Биль открыл зеленый стальной шкаф и вынул свою шляпу.

— Ты останешься здесь и дочитаешь это произведение? — спросил он.

— Нет, не останусь.

— Ну, в таком случае пошли. Я провожу тебя на вокзал.

Мы вышли на Пятую авеню, и Биль взял меня под руку.

— Биль, — заговорил я. — Мне кажется, что вряд ли я смогу принести тут какую-нибудь пользу.

— Не беспокойся. Держись за меня, и все. Втянешься в работу и перестанешь терзать себя всякими сомнениями.

Я почувствовал к нему признательность.

— Не знаю, Биль, как мне и благодарить тебя. Ты уверен, что я не буду для тебя обузой, когда начну работать у вас?

— Да нет же, черт возьми! Послушай, Гарри. Не забудь, что ты должен обязательно вернуться сюда. Не допускай, чтобы родители повлияли на твое решение.

— Биль, а что такое Коуза?

— Мыло.

Лишь в поезде, отошедшем от перрона нью-йоркского вокзала ровно в час, я осознал, что в самом деле возвращаюсь домой. Пассажиры выглядели как-то по-домашнему, словно все мы составляли одну семью. Большинство из них было в том же возрасте, что и мои родители, да и внешне они чем-то напоминали их — то же застывшее, безмятежное выражение лиц, те же интонации голоса…

Пассажиры салон-вагона выглядели моложе. Здесь велись разговоры о положении в текстильной промышленности, о железнодорожной забастовке и о вступлении в Лигу наций. Голоса пассажиров салон-вагона казались мне эхом моего собственного голоса. Я присел и закурил сигарету. Эти голоса влекли, приближали меня к дому, как и мчавшийся вперед паровоз. В манерах человека, сидевшего по другую сторону прохода с газетой в руках, что-то показалось мне очень знакомым. Человек сидел, поджав ноги так, словно он собирался прыгнуть, но мое внимание привлекли руки, державшие газету, — я узнал их прежде, чем увидел лицо.

— Боджо! — воскликнул я. — Боджо Браун!

Боджо с шумом скомкал газету и вскочил.

— Откуда ты взялся? — удивился он и сел рядом со мной.

Он говорил так громко, что все пассажиры повернулись и посмотрели на нас.

— Только что вернулся в Соединенные Штаты и еду домой.

— Проводник! — заорал Боджо. — Два стакана виски с содовой!.. Ты знаешь, что тут происходит? Вся эта проклятая страна становится «сухой». Значит, ты был во Франции?

— Во Франции.

— Ну, война была что надо! Великая война, а? Если ты хоть что-нибудь значил, тебя на фронт не пускали. Ты заметил это? А ты-то был на фронте?

— Был.

— Значит, не очень-то тебя ценили. Вот возьми меня. Служил я в одной чертовски хорошей части, и что же, ты думаешь, произошло, когда мы уже грузились в вагоны? Я получил приказ о назначении начальником физической подготовки в новую дивизию. Боже, и чего только я не наговорил им! Но все оказалось напрасным. На курсах начальников физической подготовки нас собралось порядочно. Там был и Зигель из школы Брауна — ты помнишь Зигеля из школы Брауна? И Данбар из Иэльского университета — тот самый, что проворонил первый гол в шести ярдах от ворот… А ты что делал?

— Видишь ли, я служил в пехотной дивизии «Полумесяц», — начал было я, но Боджо не слушал меня.

— Я тебе говорил, что Данбар тоже был на этих курсах? Да, война — это великое испытание.

— Еще бы, — согласился я. — Она как-то изменила меня. С тобой что-то происходит, когда ты видишь, как на глазах у тебя убивают людей…

Однако и на этот раз Боджо не дослушал.

— Ты помнишь Данбара, да? Мы должны были по очереди руководить физическими упражнениями, понимаешь? И вот мы вдыхали и выдыхали, и Данбар скомандовал мне вдохнуть, а я, ты знаешь, что я ему сказал?

— Нет.

— Я сказал: «Минуточку, Данбар!» Он взглянул на меня и узнал. Ты помнишь ту игру, а?

— Какую игру?

Боджо взглянул на меня и нахмурился.

— Игру, когда Данбар уронил мяч, а я подобрал. У тебя есть карандаш? Подожди, у меня найдется.

Боджо достал из кармана карандаш и конверт.

— Теперь слушай. Вот мы тут, в шести ярдах от ворот. Мяч у команды Иэля. Первый гол. Как только Перкинс швырнул мяч в игру, я прорвался через игроков — вот так — и оказался здесь, а Данбар там. Он увидел, что я обхожу игроков, и пустился бежать, не дожидаясь паса. Мяч он схватил уже на бегу, но не удержал, а я оказался тут как тут. Теперь ты помнишь, да?

— Не совсем, Боджо.

— Боже мой, да ты что, контуженый? Я упал на мяч, перевернулся, но тут же вскочил и побежал дальше. В это время я находился вот здесь, а Саймонс вот тут. Ты же знаешь защитника Иэля Саймонса? Говоря между нами, он оказался отчаянным трусом. Саймонс имел все данные проявить себя, да вот беда — жидковат он. Уж если я бегу — это бег так бег! Теперь ты вспомнил, да?

— Вспомнил. Это происходило в дальнем конце площадки.

Боджо поднял стакан с виски.

— Ко всем чертям Иэль! — сказал он.

— Правильно. Ко всем чертям Иэль!

— И тебе, безусловно, пора вернуться и войти в курс того, что тут творится.

Все то, о чем я до поры до времени старался не думать, снова, по мере того как говорил Боджо, стало приобретать прежнее значение. Я засыпал его вопросами о Шкипере, о школе, о наших приятелях по школе и университету, о знакомых девушках. По словам Боджо, если война и отразилась как-то на девушках, то лишь в том смысле, что многие из них вышли замуж. Боджо сообщил, что десять воспитанников школы (некоторые из них учились еще до нас) убиты или умерли на военной службе от гриппа, в связи с чем по распоряжению Шкипера архитектор школы работает над проектом мемориальной доски с именами погибших. Доска будет висеть в рекреационном зале. Большинство из тех, кто входил в нашу компанию, работает в банковских фирмах. По мнению Боджо, обстановка сейчас напоминает игру в футбол: только что кончился тайм, игроки приводят себя в порядок, стирают грязь с лица и готовятся снова занять свои места на футбольном поле.

— Наш выпуск собирается встретиться в июне. Все наши старые дружки построятся в ряды и снова двинутся вперед.