Павел Верещагин - Роман в формате хэппи-энд

Маринка, а может быть мне написать рассказ про этих голубей? Имея в виду не голубей, конечно, а нас, мужчин и женщины… Написать?

Боюсь только, что читательницы такой рассказ не поймут. Да и мастдай не пропустит.

Целую,

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

=====

Отправлено: 4 августа 16:15

От: Сергей Ростовцев

Кому: Марина Елагина

Тема: Еще рассказ

=====

Марина!

Ты меня пристыдила. Мол, вы там работаете, а мы здесь тратим время даром.

Мы уже больше не тратим. И вот, пожалуйста: новый рассказ.

Опять с теми же любимыми героями.

Кстати, сбацал рассказик на одном дыхании. Раньше мучился, переделывал, а теперь настрочил, не отрывая пера от бумаги. Точнее, не снимая рук с клавиатуры. Или следует сказать: «не двигая мышкой по коврику»? Ну не ловким ли я стал писакой!

Эх, одного мы поля ягоды с Федякиной…

И почему только я не Гоголь! Или не Михаил Булгаков…

Сергей Ростовцев

«Ростовцев и партнеры»

Тел.\факс: 78 302 9100

В ЗАГС Мишкина мама и Сергей Петрович решили идти одни — что там, уже не молоденькие, — а все остальные, баба Лида, подруга тетя Мариша и сам Мишка должны были ждать их дома за праздничным столом.

Ждали Сергея Петровича, который обещал зайти за мамой. Мама, счастливая, нарядная, с прической, хлопотала вокруг приготовленного стола, украшая салаты веточками укропа.

— А и правильно, — приговаривала баба Лида, перетирая хрусталь. — Посидим, отметим. Чтобы все по–людски, — баба Лида — мамина тетка, сестра покойной бабушки. Но Мишке с мамой она как родная.

— Ах, я вообще была против, — беспечно отмахивалась мама. — Что нам по двадцать, в самом деле? В нашем возрасте, если чувств нету, никакой штамп в паспорте людей друг возле друга не удержит. Но Сережа, он такой старомодный. Хочет, чтобы все, как полагается…

Мишка грустно усмехался. Он–то понимал, что мама говорит так только для вида, а на самом деле ей ужасно приятно, что ее Сережа такой старомодный. Женщины, они, сами знаете, какие…

Мишке вообще было грустно. Конечно, он рад за маму. Мама у них хорошая, добрая. Кому ж в жизни счастье, как не ей. Но вот, раньше он, Мишка, был светом в ее окошке. А теперь все Сережа, да Сережа…

— И–и–и, девка… Не скажи, — возражала между тем баба Лида. — Совместная жизнь, она только в начале вся розовая. А потом выходит в полоску — то белое, а то черное. Иной раз не то что уйти, убить хочется… Тогда и штампик людей друг возле друга держит, — Лида вздохнула. — Конечно, лучше бы ребенка…

— А что? Какие наши годы, — говорила мама и смеялась молодым смехом. Который Мишка и Лида так любили.

— Поглядите, какая прыткая… А я вот в журнале читала, что люди после тридцати гораздо реже уживаются вместе, чем молодые…

Мишка опять усмехнулся. Он видел, что и Лида рада за маму до невозможности. А говорит все это тоже просто так, вроде как из суеверия, чтобы нечистые силы — если такие существуют — не думали, что у них вдруг все стало отлично, что пора вмешаться и сглазить.

Мама посмотрела на Лиду снисходительно и махала рукой.

— А ты погоди–ка махать, — обиделась баба Лида. — Лучше вспомни, как ты с рекламным агентом встречалась. Что ни день — шампанское, цветы… Тоже, чуть заявление не подали… А потом…

Мама остановилась у стола и покраснела.

— Ах, Лида, брось, — досадливо сказала она. — Сережка не такой.

Но Лида уже и сама поняла, что переборщила.

— А что? Я ничего. Я к тому, чтобы он должен чувствовать ответственность, — пошутила она. — Он ведь берет в жены не только тебя. Он еще и нас всех берет: Мишку, меня… Пусть понимает…

Мама улыбнулась. Но настроение было уже не то.

Сергей Петрович должен был зайти в половине третьего. Но в полтретьего он не пришел. И в три тоже. Мама начала волноваться.

— Позвони ему, Мишка, — попросила она.

— Звонил уже. Три раза. Никто не отвечает.

И в четыре от него не было никаких вестей.

— Что–то случилось. Значит, что–то случилось, — повторяла мама. — Вчера он был какой–то странный, сказал, что может задержаться…

Она села на стул и безвольно положила руки на колени.

— У них вчера был мальчишник… Пропивали холостую жизнь…

Лида многозначительно подняла и опустила брови.

В полпятого позвонил телефон. Мама схватила трубку, но оказалось, что звонит подруга тетя Мариша.

— Вы что уже вернулись? — удивилась тетя Мариша.

— Еще и не ходили, — мрачно ответила мама. И стала совсем несчастной.

— Надо бы закуски в холодильник. Заветрятся, — заметила Лида. — Так что, пирог в духовку ставить или нет?

— Откуда я знаю! — рассердилась мама. — Что ты спрашиваешь…

— Ну, хватит, — прикрикнул на женщин Мишка. — Если Петрович сказал, что будет, значит будет.

И стал надевать кепку. Мишка был уверен: Сергей Петрович не из таких. У него слово с делом не расходится. И в этом они с Сергей Петровичем похожи друг на друга.

— Ты куда? — подозрительно спросила баба Лида.

— Куда–куда? За хлебом! — отрезал Мишка. — Хлеба–то опять нет!

Он сходил за хлебом, а потом сел на скамейку перед подъездом. Потому что у него мочи не было слушать этих женщин. И куда в самом деле Петрович запропастился?

…Он еще издали заметил матроса в застиранной форме, который шел, рассматривая номера на подъездах домов.

— Здесь двенадцатая? — спросил он Мишку.

— Ну, здесь. А тебе зачем?

— Мишка нужен. Ты что ли?

— Ну, я. А тебе чего?

— Записка тебе.

Мишка прочитал записку и вскочил на ноги.

— А где это, госпиталь? — спросил он матроса.

Сергей Петрович лежал навзничь на койке, нога в гипсе была подтянута на блоке к потолку. Половина лица распухла и заплыла, от глаза осталась только щелочка.

— Из–за друга… — с трудом ворочая языком, пояснил он Мишке. — Вместе на корабле служили. Братва его достала, денег требовали. Вот мы и собрались с ребятами. Не бросать же человека…

У Мишки почему–то сразу отлегло от сердца. Он кивнул. Понятно. Обычное дело. И уважительно покосился на ногу.

— Огнестрельное? — спросил он.

— Нет, трубой перебили. А когда упал, по голове, — Сергей Петрович тронул пальцами распухший висок и поморщился. — Такой самосвал достался… Но в конце концов наша взяла.

Мишка опять кивнул. А как же иначе? Он и не сомневался.

— А что же вы маме–то… Хотя бы позвонили… Она же ждет.

— Видишь, мне не встать. А мобильник в драке раздавили. Да и вообще… Как я ей скажу? Я же, дурак, соврал, что иду на мальчишник. Чтобы она не волновалась. Мол, холостую жизнь иду пропивать. Что она теперь обо мне подумает? Что я напился и в драку полез?