Эрико Вериссимо - Господин посол

Габриэль Элиодоро прошел в ванную, взглянул на себя в зеркало и с удовлетворением отметил: синяки под глазами не больше обычного. Он принялся чистить зубы с таким рвением, что из десен выступила кровь. Затем долго полоскал горло, издавая при этом звуки, похожие на вокализы. Попробовал побриться электробритвой, и как всегда безуспешно. (Не для мужского подбородка эта штука!) Габриэль намылил щеки и побрился безопасной бритвой. После этого встал под душ. Открыв кран, он взревел и заплясал на месте под струями холодной воды.

«How do you do, Mr. President?» Стоя под душем, он пожимал президенту руку, улыбался ему, стараясь очаровать великого человека с первой минуты свидания. Жалко только, он не знает английского…

Габриэль энергично намылился, любуясь своей тонкой талией и упругими мускулами. Ощупал втянутый живот. Им он особенно гордился. Радовало его и то, что на руках не было темных пятен, которые появляются под старость. «Хау ду ю ду, мистер пресиденте?» — повторил он теперь вслух, и его голос громко отдался в ванной. Выйдя из-под душа, Габриэль с остервенением принялся растираться мохнатым полотенцем, смоченным одеколоном, а затем, смазав волосы бриллиантином, причесался…

Когда он вернулся в спальню, Мишель все еще топтался там, покашливая и благовоспитанно поднося к своему маленькому рту два пальца.

— Что там у вас, дружище? — спросил Габриэль, обмотав полотенце вокруг пояса наподобие набедренной повязки. — Выкладывайте!

— Господин посол, — начал мажордом после недолгого колебания, — если позволите, я бы рекомендовал надеть брюки в полоску, черную визитку и серый шелковый галстук.

— Я надену то, что мне заблагорассудится. Если мне взбредет в голову, я отправлюсь в Белый дом в пижаме. Или вообще голым.

— Слушаюсь, господин посол.

— Не стройте такой физиономии, Мишель! Я надену темно-синий костюм, белую рубашку, темный галстук… И черные туфли, конечно. Ну как? Очень это противоречит протоколу?

Мишель слегка поклонился, и украшавший его лицо розовый бутон приоткрылся в подобии улыбки.

— Нет, господин посол. Президент Эйзенхауэр, скорее всего, будет одет так же.

— Ну что ж, тогда вопрос решен!

Вскоре посол, натянув на себя белье, уселся на кровати, чтобы надеть носки и туфли.

— Вы, должно быть, ощущаете отсутствие дона Альфонсо?

— Сеньор Бустаманте был настоящим джентльменом.

— Чего нельзя сказать обо мне, так, что ли, Мишель?

— У меня и в мыслях не было ничего похожего, господин посол.

— И все же я знаю, что это так. Я не профессиональный дипломат. Руки дамам не целую. Я их целую в другие места. Когда есть такая возможность, конечно. Я не разбираюсь в литературе и плюю на протокол.

Мишель стоял, опустив глаза. Уши его стали пунцовыми, как петушиный гребень.

Габриэль Элиодоро надел брюки.

— Сколько послов сменилось, пока вы служите в этом доме?

— Ваше превосходительство уже пятый.

Снова эта магическая цифра.

— Вы суеверны, Мишель?

— Я скептик, ваше превосходительство.

— Я забыл, что скептицизм — национальный спорт французов. Однако… вернемся к послам. Очевидно, вам с ними нелегко приходилось, верно?

— Если позволит ваше превосходительство, я бы предпочел воздержаться от комментариев.

— Прекрасно. Вы джентльмен. А значит, полагаю, не видели девушку, что вошла в посольство в восемь часов и вышла после полуночи.

— Я ничего не помню, ваше превосходительство. Вернее сказать, ничего не видел.

Габриэль Элиодоро завязывал галстук перед зеркалом, в котором отражался и мажордом, державший темно-синий пиджак, как тореадор держит плащ, когда дразнит быка.

— Очевидно, после выхода на пенсию вы вернетесь во Францию…

— Во всяком случае, таково мое намерение, ваше превосходительство.

— И конечно, будете писать мемуары…

— Возможно.

«Этот плут не лишен юмора», — подумал кум Хувентино Карреры, отступив на два шага, чтобы лучше видеть себя в зеркале. Мажордом подошел ближе.

— Хотелось бы знать, как я буду выглядеть в ваших воспоминаниях, — пошутил посол, надевая пиджак.

— Передо мной не будет иных задач, кроме строгой истины, — тихо сказал Мишель и кашлянул, как бы извиняясь за свою смелость.

Габриэль Элиодоро повернулся к мажордому.

— Истина? А что такое истина? Напишите книгу с чувством, дружище! Ибо для людей нет другой истины.

Небольшая комната, где Габриэль Элиодоро пил сейчас колумбийский кофе, приготовленный в итальянской кофеварке, была одной из самых уютных в посольстве. Скромная мебель, светлые стены и ковры, яркие и бесхитростные картины сакраментских примитивистов создавали радостное, бодрое настроение, которое усиливалось утренним солнцем. Габриэль Элиодоро был в комнате один: он отослал слугу, подавшего завтрак, так как не любил, чтобы на него смотрели во время еды.

С того места, где он сидел, через широкое окно была видна часть парка с дубами и липами, поднимающимися над цветущими олеандрами и кизильником, а дальше — роща в овраге Норманстон-парка. Однако из всех деревьев, окружавших здание, послу больше всего нравился («Любовь, Пабло, с первого взгляда!») японский красный клен около фонтана. Габриэль Элиодоро никогда не видел ничего подобного: дерево скорее походило на изящную бронзовую скульптуру. Он долго и нежно разглядывал клен, рассеянно жуя гренки и запивая их кофе.

Бесшумно и молчаливо, как тень, в комнату вошел Мишель и, почтительно покашливая, словно на что-то намекая, положил на стол сложенную газету.

— Сеньор Вильальба просил вас взглянуть на отмеченную страницу, господин посол.

С легкой улыбкой он повернулся почти по-военному и вышел.

Габриэль Элиодоро не знал английского, и поэтому его знакомство с американскими газетами и журналами было чисто внешним. На шестой странице газеты, которую он держал в руках, посол увидел свой портрет и под ним несколько строк, обведенных синим карандашом. Некоторое время посол рассматривал собственную фотографию. Все же интересно было бы узнать, что написала о нем мисс Потомак под рубрикой «Дипломатическая карусель». Титито позаботился приколоть к газете листок с переводом. «У республики Сакраменто теперь новый посол в Вашингтоне. Это мистер Габриэль Элиодоро Альварадо, который сегодня вручит свои верительные грамоты президенту Эйзенхауэру. Его превосходительство, прибыв сюда несколько дней назад, видимо, уже приобрел множество друзей. Этот высокий, смуглый, обаятельный и красивый мужчина, к тому же, как мне сообщили, на редкость искренний и откровенный, является личным другом президента Сакраменто, вместе с которым он доблестно сражался во время революции 1925 года, освободившей его родину от диктатуры дона Антонио Марии Чаморро. Утверждают, что его превосходительство мистер Альварадо большой почитатель Авраама Линкольна, жизнь которого он знает, как лишь немногие. Итак, добро пожаловать на «Дипломатическую карусель», господин посол!»