Андрей Матвеев - Полуденные песни тритонов[книга меморуингов]

Он так же, как и я, тусовался с рокерами, а еще писал статейки в подпольные рок–листки под псевдонимом «Антивалютов».

Сейчас он — дизайнер в замечательном городе Дубай, у него есть мотоцикл, suzuki hayabusa, на котором hugoeuge [41] Имя его e-mail’a, заодно и странный англоязычный каламбур. Hugе — большой, Eugene — Юджин, то бишь, Женя. А hugo — он, как известно, Босс. В общем, Женя Большой. гоняет по скоростным эмиратским трассам. Это напоминает мне одну давнюю картинку, когда на обратном пути с океана машину, в которой я ехал, обогнал такой же дубайский байкер на «судзуки», и огонечек его фары еще долго маячил где–то далеко впереди, хотя ехали мы явно под сто пятьдесят, если не больше…

Про Женю Большого надо будет обязательно рассказать в меморуинге про то, как я работал в зоопарке — один раз он помог мне загнать на место слона.

Он вообще мне часто помогал, мы вместе ездили к моим старикам в сад, то чинили теплицу, то чистили колодец, то сажали/выкапывали картошку.

Это, между прочим, еще один долбанутый палец.

Мне безумно

ЖАЛКО ТОГО МЕСТА, КОТОРОЕ БАБУШКА НАЗЫВАЛА САДОМ, А Я — ДАЧЕЙ.

Ведь именно там я так часто бывал счастлив.

И когда играл в индейцев.

И когда собирал бабочек.

И когда ходил с дедом по узкоколейке или на «Графские развалины».

И когда читал на чердаке книги, в той самой малюсенькой комнатенке под крышей, в которой потом написал свои первые два романа — «Историю Лоримура» и «Частное лицо».

После смерти бабушки я был там всего два раза.

Пока старики были живы я ездил туда иногда каждую неделю, не потому, что мне так уж этого хотелось, временами, я ненавидел этот сад и необходимость чего–то там постоянно сажать, копать, подправлять, таскать, строить. Но все равно ездил.

Именно там я в последний раз увидел живым деда. Приехал ненадолго, за дочкой, которая ночевала с ними. Это было 16‑го июня 1991 года. Перед этим прошла ночная гроза, дорожки были мокрыми и грязными. Дед попросил помочь подправить доску у сарая. Я подправил, сказал, что пошел, и мы с Аней уехали.

А вечером, вернувшись домой, дед принял ванну, лег спать и умер. Ему было почти восемьдесят три года и он перенес пять инфарктов. Но тем летом в сад я ездил еще неоднократно — помогать бабушке.

А после ее смерти перестал.

В 2000 же году я сжег этот дом в своем романе «Indileto», после чего в тот же вечер свалился с приступом отвратительной головной боли, которая не проходила несколько дней, хотя все время, что я писал ту книгу, у меня безумно болела голова, наверное, это был просто синдром Миллениума.

Героя романа звали Лапидусом. Он вляпался в одну дурацкую историю, из которой так и не смог выбраться. Или смог? Я не знаю этого до сих пор.

А когда он поджигает дом, то бабушки уже много лет, как нет на свете.

«Лапидус сплюнул под ноги, обернулся, посмотрел на дом, на широко открытую дверь, на фонарь, который все еще держал в руках.

— Ну что ты медлишь, — раздался из дома голос бабушки, — если решил — то действуй, ну, Лапидус!

Лапидус вобрал в легкие воздух, размахнулся и метнул фонарь прямо в открытую дверь. Потом повернулся и, не оборачиваясь, зашагал вперед по тропинке, которая вела прямо от крыльца.

— Молодец, — крикнула ему вдогонку бабушка.

Лапидус не выдержал и обернулся. Дом уже горел, пламя с треском поднималось по стенам к крыше.

«Надо было взять журнал с собой, — подумал Лапидус, — интересно, чем там все закончилось?»

Но потом он вспомнил, что последняя страница тоже была оторвана.

Раздался сильный грохот — это обвалилась крыша.

Лапидус убыстрил шаги.

Потом еще убыстрил.

Потом побежал.

Как–то необычайно легко, дыша ровно и спокойно.

Пламя с треском пожирало остатки дома.

Цветы, если верить бабушке, назывались «метиолла».

А бабочек здесь раньше действительно было много.

То ли пятнадцать, то ли восемнадцать лет назад.»

Наверное, того дома мне жаль больше всего, даже больше, чем собственной наивности, которую мне тоже хочется уподобить одному из долбанутых пальцев, наверное, последнему.

Вот только

last but not least…

Хотя наивен я временами до сих пор, а иногда почти так же доверчив к людям, как много лет назад, в те времена, когда еще жил в дурацкой стране под названием СэСэСэРэ, исчезновения которой с карты мира мне совсем не жаль, а о том, чего мне действительно жаль, я уже только что написал, разве что остается добавить еще пару фраз про ту давнюю, давнюю жизнь:

ОНА БЫЛА ОЧЕНЬ СТРАННАЯ.

КАК В КИНО.

Я давно уже не хожу в кино.

Смотреть — смотрю.

Дома, по видео или же по ТВ.

Но ходить — не хожу.

Единственный раз, когда я выбрался с семьей собственно в кинозал, был несколько лет назад, когда в прокат вышел первый эпизод лукасовских «Звездных войн», «Скрытая угроза».

Я — фанат «Звездных войн», только вот фанатею как–то тихо.

Я вообще сейчас очень многое делаю тихо, поэтому смотреть в том же кинозале очередные серии «Властелина колец» мне бессмысленно, я могу сделать это и дома, лежа на диване, чтобы мне не говорили про качество звука и масштабность изображения.

Могу и вообще не смотреть: лучше взять с полки книгу и перечитать, особенно первый том, «Хранители».

Иногда мне кажется, что если бы Д. Р.Р. Т. написал только его, то он создал бы не культовую сагу, а величайшее в мире литературное произведение — ведь в нем была бы та недосказанность, которая «включала» бы и мою фантазию:

А ЧТО ТАМ БУДЕТ ДАЛЬШЕ?

Но есть второй и третий тома, поэтому я знаю, что будет дальше и чем все закончится, а это уже не интересно, фантазия засыпает, остается простое любопытство.

Может, в этом и заключен ответ, отчего я уже много лет не хожу в кино — мне не интересно.

Меня это грузит, заставляет выключать собственный мир.

И очень редко случается так, что чужой оказывается созвучен моему.

Правда, отчего–то это происходит с некоторыми фильмами, которые я могу не просто смотреть, но и пересматривать.

По самым разным причинам.

Например, с «Рэмбо: первая кровь», часть первая. Я всегда жду того момента, когда Сталлоне в конце буквально выблевывает свой финальный монолог.

А еще — «Пес–призрак. Путь самурая.» Мне давно не интересно смотреть то, о чем снято это кино, но до сих пор изумляет, КАКэто сделано.

Недавно же меня просто заставили посмотреть «Мир призраков» Терри Зиенгоффа, говоря, что это —

ну вообще просто гениально!

Это действительно оказалось просто гениально и я до сих пор бережно ношу в себе какие–то кусочки этого кино, например, старого дяденьку, ожидающего автобуса, который, судя по всему, никогда не придет.