Юрий Хвалев - Анисовая водка для поющих бабуль

По залу безразлично блуждал хмурый шеф–повар, будто хотел найти тропинку в детство, где ему было особенно хорошо: весело, красиво и беззаботно.

Первую рюмку выпили за знакомство.

— Ну что, теперь по существу… — по лицу командора скользнула никем не замеченная скрытая неприязнь, в одно мгновение, словно дуновение холодного ветерка. Когда их взгляды встретились, его лицо по–прежнему выражало открытость, располагающее к беседе, на любые, даже самые провокационные темы. — Или ещё по одной?

Политтехнолог кивнул.

— Можно.

Выпили.

— Скоро выборы, — командор начал без раскачки. — Мы должны победить! Наше движение «Слуги народа» и наш президент. Год двадцать–двенадцать наш последний шанс. Поэтому завтра ты с агитационной бригадой отправляешься в деревню.

— Куда?! — от удивления политтехнолог привстал. — В деревню?!

— Да. Наденешь русский национальный наряд, возьмёшь реквизит, подарки там, водку, в общем, всё что нужно. Да, деньги! И как говорят: good luck.

— Бред какой–то! — политтехнолог разлил ещё по одной и залпом выпил. — Чего я там буду делать, бабок днём с огнём искать?!

— Вот, вот. Будешь искать бабулек, и создавать хоровое пение. Они это любят. Нам как воздух нужны голоса избирателей. За каждый отданный голос будешь получать валюту. — Командор искал глазами, чем бы закусить. — Потом контракт с тобой подписан. Мне говорили, что ты политтехнолог от Бога.

— Да, но хоровое пение. — Специалист в области выборов пожал плечами. — Попробую но…

— Даже не переживай, получиться. У тебя будет дирижёр, агитаторы, секретари, охрана.

— У меня же есть охрана.

— Нет, его нужно… это. В общем, он не подходит. — Командор достал мобильник и сделал звонок. — Лаура, подойди.

Политтехнолог не успел опомниться, как увидел рядом собой фигуристую блондинку в комбинезоне на молнии, который, несмотря на то, что был, вызывающе расстёгнут, всё же соблюдал некоторые приличия.

— Знакомьтесь, это Лаура. Твой помощник, секретарь, охранник, я надеюсь друг.

— Лаура. — Продемонстрировав сахарную улыбку, преставилась Лаура.

— Лев Львович. — Пытаясь скрыть смущение, преставился политтехнолог и, встав, протянул руку.

Лаура в ответ кокетливо выставила ручку, возможно, мечтая, о поцелуи, но нарушение субординации здесь строго карались, поэтому всё кончилось банальным рукопожатием. Политтехнолог с замиранием смотрел на Лауру. Было в ней что–то манящее, в глазах сумасшедшая пропасть, на дне которой вдребезги разбивались ледяные волны. По спине специалиста пробежал холодок.

— Лев Львович, — позвал командор. — Смотри.

Очнувшись, будто вынырнув из ледовитых волн, политтехнолог повернул голову и сразу почувствовал, что Лаура исчезла, а там где она сейчас стояла — пустота. Его охватил испуг; вернуть взгляд на место, чтобы убедиться, что она здесь. Стоит, как и стояла. А если её нет, можно смело записываться к психиатру. Осторожно, ощущая хруст шейных позвонков, он повернул голову. Лауры на месте не было, она стояла в конце зала и о чём–то трепалась с шеф–поваром, причём собеседник глупо посмеивался.

— Лев Львович!

— А–а–а?

— Смотри сюда!

На столе среди закусок лежал небольшой кейс. Командор открыл крышку.

— Это твой компьютер. Здесь всё: инструкции, что делать и как, а также фольклор, что петь, когда петь и с кем. Главное будешь сюда записывать голоса. И ещё вот, держи для связи.

Командор раскрыл ладонь, на которой, играя искусственным светом, лежало небольшое шестиконечное зеркальце.

Политтехнолога передёрнуло.

— Зачем?!

— Я же сказал: для связи. Вот здесь нажмёшь и увидишь меня, так сказать, без помех. Разговаривать будем без свидетелей.

— У меня, как нестранно, есть мобильный телефон. Потом зачем русскому мужику, который будет организовывать народное, хоровое пение звезда Давида?

— Мобильник для серьёзных разговоров не подходит, разговор могут подслушать. А что касается Давида. — Командор усмехнулся. — Это простое совпадение. При случае поменяю. Ну, слово даю. Пятиконечная звезда подойдёт?

— Да иди ты… — пробубнил политтехнолог и, взяв кейс, направился к выходу.

— Зеркало возьми! — не унимался командор. — Лаура проводи! Сбор завтра, в девять.

— Нет, нет, ни сюда, — Лаура преградила дорогу. — Выход через чёрный ход.

Они оказались в узком коридоре; идя впереди, специалист по выборам, естественно, слушал сзади шуршанье лёгких шажков (так осторожно ходит кошка), при этом осознавая, что Лауры и след простыл.

Когда звякнула пружина и дверь захлопнулась, политтехнолог понял, что вышел там же, куда, собственно, и входил. Идеальный слух ещё никогда его не подводил.

Пространство перед дверью опустело. Лишь несколько рабочих, красиво матерясь, грузили голову расколотого на несколько частей памятника. Политтехнолог присмотрелся, но так ничего и не сообразил, потому что был занят чужими мыслями.

Всю ночь Александр Сергеевич, сорокалетний дирижёр с мягкотелой репутацией, промучился бессонницей, ворочаясь с одного бока на другой, как какой–то несмышлёный карапуз, запеленавший сам себя в простыню. А когда удавалось ненадолго забыться, погрузившись в полудрёму, приходил один и тот же сон, где ему в очередной раз было отказано. Причём, отказано в грубой, неприемлемой форме:

«Дирижёр с такой фамилией нам не нужен».

«Но я же, специализируюсь на русском фольклоре», — возражал дирижёр.

«Тем более», — насмехались над ним.

«Дайте мне шанс!» — умолял неудачник.

«Просыпайся, скоро восемь», — шепнул ему на ухо будильник.

Дирижёр моргнул глазами, чтоб одним махом, как он выражался прогнать говённый сон и сладко потянуться. Но почувствовав, что лежит он в смирительной рубашке, будто запеленованый младенец, дирижёр стал сумбурно трепетать, машинально дёргая в сторону свободную правою ногу, используя её как противовес своему глупому положению. Качка кончилась тем, что дирижёр брякнулся на пол, простыня съехала, будто занавес, и он оказался, в чём мать родила. А родила она его в рубашке. Так все говорили, правда, делался упор на то, что и ему когда–нибудь повезёт. И вот это «когда–нибудь», судя по вчерашнему телефонному звонку, где миловидный голос в трубке сказал: «Да, дирижёр такой нам нужен», пришло.

Он взял со столика рекламную газету. Правда, пришлось переложить в обратном порядке саблевидный тесак, верёвку и мыло, ампулу и шприц, — недурной комплект на тот свет, правда? а также штопор, непонятно как сюда затесавшийся. Конечно, если пораскинуть мозгами, его можно легко вкрутить в извилины, что, в конце концов, будет смотреться оригинально. Но только не сейчас. Поэтому дирижёр ещё раз озвучил обведённую жёлтым фломастером рекламу, где чёрным по белому было написано: «Срочно требуется дирижёр по русскому фольклору». Уверенность улетучила остатки сна. Сегодня в девять он как никогда будет кому–то нужен, правда, русский фольклор и его фамилия Кац, по матери, вызывала недоумение у русских фольклористов. Но по отцу–то он был Бобров! Правда, недолго был, ещё в младенчестве. Потому что любимый папаша продержался в браке ровно год, а потом затерялся на стройках коммунизма. Мама, недолго думая, вернула девичью фамилию.