Роман Воликов - Тень правителей (сборник)

— Вы полагаете, что мои достижения в бизнесе ничтожны? — он улыбается и бросает камешек в воду.

— Напротив, — Стальевич равнодушен. — Ваша виртуозность в пиаре выше всяких похвал. Но в этом и заключается причина вашего скорого падения в глазах Х. Ожидаемый аукцион по распродаже нефтяных активов страны, с целью подготовки которого вы летите в Лондон, создаст в стране олигархов. Явление почти забытое, возможно, даже никогда не существовавшее у нас. Х потребуются люди совершенно иного типа — скорей, чиновники, способные удерживать этот огромный механизм в более-менее удобоваримом виде. Станет не до полёта мысли, ordnung, порядочность и прозрачность превыше всего, вам станет окончательно скучно, вы станете не нужны.

— Это предложение? — спросил он.

— Есть участники мифа, — сказал Стальевич. — Например, Зевс. Или ваш Михаил Борисович с его амбициями китайского императора. А есть безвестные главконы, савлы, иуды, те, кто этот миф создают. Я предлагаю перейти в их отряд.

— Обзвони клоунов, — приказал он Ксюхе. — В пять собираемся у меня.

В назначенный час прибыли все: коммунистический вождь в строгом костюме от Валентино индивидуального пошива, брыкливый вольфович «Чичолина», братья яблочники, стареющая джапаниза, курчавый борисок, недавно застуканный с несовершеннолетними, о чём подконтрольные средства массовой информации снисходительно умолчали, а неподконтрольные были подвергнуты негласной обструкции. Не хватало лишь пересхилтон, чумачедчей дочурки покойного питерского градоначальника, она находилась на внедрении к странным пассажирам, полюбившим собираться и горлопанить на Болотной площади в Москве, с его меткого замечания газеты окрестили пассажиров «внесистемной оппозицией». Ксюхина тезка была молода и разбалована, она мечтала быть королевой бала, не снимая кокошника, он сразу уловил это её жгучее стремление и направил в гущу народной жизни. Игра была коварная — почти не скрывалось, что девулька на боевом вылете и каждый пытался перевербовать её на свой лад. Пересхилтон визжала от восторга.

— Власть меняется, — как обычно громко сказал «Чичолина». — Стальевич в знак протеста подал прошение об отставке. А кто вместо него? Рыжий? Опять мракобесие?

— Рыжий это плохо, — грустно сказал коммунистический вождь. — Он меня не любит. Мы с ним политические враги.

Он рассмеялся: — Да ну! Давно ль? В семнадцатом штурвал «Авроры» не поделили? Всё значительно серьёзнее. Слушайте меня внимательно.

Борисок, джапаниза и братья яблочники умно промолчали.

Все они уже настолько давно стали родными, своими, миф, придуманный для каждого, пережитый каждым и воспринимаемый теперь как самая настоящая реальность, позволял не выбирать слова и не стесняться в выражениях, порой, ему даже казалось, что им нравится, когда он опускает их с высоты публичного положения и напоминает, что они всего лишь клоуны в этом грандиозном цирке. «Ничто человеческое нам не чуждо», — оправдывал в таких случаях себя и всех остальных «Чичолина».

— Господи, как ты можешь этим заниматься?! — поначалу Юлька пыталась сопротивляться, когда он рассказывал ей о технологиях изготовления политических лидеров. — Это даже не работа ассенизатора, это просто какое-то разгребание говна динозавров.

— Иначе нельзя, — сказал он. — Никто не смог придумать ничего лучше старых римских принципов «разделяй и властвуй» и «хлеба и зрелищ». Жизнь стала динамичнее, чем две тысячи лет назад, население поголовно грамотное, постоянно требуются новые инъекции лжи или правды, как хочешь можно называть, в политике это, собственно, одно и то же. Ты же историк, должна понимать.

— Я понимаю, что страна дебилов, — сказала Юлька. — Но не до такой же степени.

— До такой, — сказал он. — К сожаленью.

— Ты можешь мне всё это не рассказывать, — попросила Юлька.

— Не могу, — сказал он. — Мне нужен первый слушатель, как писателю нужен первый читатель. По твоим реакциям, я смогу понимать, где ошибаюсь. Мне не к кому больше обратиться.

— Хорошо, — устало согласилась Юлька. — Но хотя бы не каждый день.

— Я знал, что Х готовит переворот, — важно сообщил «Чичолина». — Мои люди информировали меня. Я собирался обратиться с предостережением к президенту, просто хотел ещё раз проверить факты.

— Разумеется, — насмешливо произнёс он. — Семь раз отмерь…

— Что с ним будет? — спросила джапаниза. — Его убьют?

— Будет суд, — сказал он. — Самый гуманный в мире.

— Какова линия нашего поведения? — уточнил коммунистический вождь. — Товарищ изменил Родине? Чей он шпион, американский или южнокорейский? Может быть, скрытый украинский бандеровец?

— Глупо и грубо, — сказал он. — Слишком напоминает тридцать седьмой год. Поэтому обычная неуплата налогов в необычных, почти космических размерах.

— За это преступление в России можно посадить каждого второго, — недовольно вставил борисок.

— Это большое преимущество нашей страны, — сказал он. — Другой такой нет.

Он нырял в Юлькины глаза как в омут, в прозрачности её горьких и предсказуемых реакций он обретал хладнокровие, необходимое для действий. Как интересно, подумал он. Моя жена увлечена изготовлением кукол из тряпок, а я из живых людей. Первая семейная традиция.

— В интересах революции мы пойдём на абордаж, — сказал он.

— Что это? — спросил «Чичолина».

— Это песня, — сказал он.

— Если на завтрашнем аукционе всё пройдет удачно, мы станем миллиардерами, — Леонид Борисович говорит шепотом, хотя в банковском коридоре они одни, да и кого им бояться в собственном банке. — За триста лимонов купить актив стоимостью пять ярдов денег американского народа, как минимум, пять, если сидеть сложа ручки у нефтяной трубы и ни хрена не делать. Господи, вот это шанс.

— Сделка века, — сказал он. — И на обломках самовластья напишут наши имена…

— Ты понимаешь, что это переход в стратосферу, — шепчет Леонид Борисович. — Для самих, для детей, для внуков. Туда, где всегда светит солнце, где тебе безразлично какая котировка, курс, индекс Доу-Джонса и прочая поебень. Поеду в Данилов монастырь, скуплю все свечи и поставлю за удачу!

— Не спалите обитель божью, — сказал он вдогонку.

Он заглянул в приёмную Х. По приёмной радостно гарцевал Андрей Петрович.

— Свободен? — спросил он у помощницы Лидии.

— Это невероятно! — ответила та невпопад. — Все носятся как сумасшедшие с завтрашним аукционом, а он, как ни в чём не бывало, изучает баланс омского отделения банка. Самый, блин, злободневный вопрос. Великий человек!

— Доложи! — сказал он. — Мне надо с ним поговорить.

— Я когда-нибудь увижу ваше лицо? — сказал рокер.