Роман Воликов - Бургомистр

© Роман Воликов, 2016

ISBN 978-5-4483-0914-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первым делом я, конечно, подумал о Ганночке. С прошлой осени она училась в индустриально-педагогическом техникуме в Москве. Надо ехать, забирать, пока не поздно. В том, что немцы к августу будут в Белокаменной, я почти не сомневался

Вечером «на огонёк» заглянул Каминьский.

– Ну, что, дождались?! – сказал он и поставил на стол бутылку «Командирского».

– Не говори гоп, – сказал я. – Третий день войны, неизвестно, как повернётся.

– Я был сегодня в райисполкоме, – Каминьский налил две рюмки. – Паника и неразбериха полнейшая, представляешь, что на фронтах творится. Ну, за скорое освобождение, Константин Павлович.

С Каминьским мы вместе сидели в иркутской пересылке. Сразу подружились, у нас у обоих судьбы как перевёртыши. Я в шестнадцатом ушёл со студенческой скамьи Петербургского университета добровольцем на Мировую. После революции воевал с красными в армии Комуча 1 1 Комитет членов всероссийского учредительного собрания, первое антибольшевистское правительство, организованное 8 июня 1918 года в Самаре. В декабре того же в результате военного переворота ликвидировано Верховным Правителем А. В. Колчаком , потом у Колчака, с двадцать первого командир пулемётной команды в отряде эсеров Вакулина и Попова 2 2 повстанческие антибольшевистские отряды в Тамбовской и волжских губерниях в 1920—21 гг. , которые с большевиками на Волге сражались.

Каминьский с февраля восемнадцатого года в Красной Армии. Он по паспорту поляк, по матери немец, а в душе русский. Когда кайзеровские войска под Псковом стояли, пошёл, сопливый мальчишка, Отечество защищать. Большевики тогда всех принимали, не больно-то много желающих воевать за народную власть находилось. Защищал, правда, Каминьский Отечество больше писарем при штабах.

Меня в конце двадцать первого года в бою под Всехватском тяжело ранили. Еле выжил, Анна, моя будущая жена, выходила. И пошла у нас жизнь на перекладных, в одном городе поживём, в другом, я документы раздобыл поддельные, очень мы надеялись в Харбин уйти, но не получилось.

Каминьский после Гражданской вернулся в Петроград, закончил с отличием Политехнический институт и трудился химиком на заводе «Революция». Болтал много лишнего, недовольство совдеповскими порядками проявлял, поэтому после убийства Кострикова 3 3 Настоящая фамилия С.М.Кирова, революционера, советского партийного и государственного деятеля. Занимал пост первого секретаря Ленинградского обкома ВКП (б), убит в результате покушения 1 декабря 1934 года, что послужило началом Большого Террора. поехал, как миленький, десять лет мотать, ещё по-божески дали на изучение географии от Ледовитого океана до Тихого.

В том же году мы с Анной посоветовались и решили, что мне лучше явиться в органы с повинной.

– Надо сделать опережающий ход, – сказала Анна. – Всю жизнь бегать всё равно не удастся, сочиним легенду, что тёмный был, запутавшийся, а потом боялся сознаться, в боях не участвовал, по интендантской линии служил, кто сейчас проверит, столько лет прошло.

Так оно и вышло, чекисты не стали подробно интересоваться моей биографией, влепили пять лет поселения и закрыли дело.

В тридцать седьмом в Сибири меня снова забрали, верно, узнал кто из тех «чоновцев» 4 4 части особого назначения (ЧОН) – карательные подразделения Красной Армии в 1921—25 гг. , с которыми на Волге воевал, копать начали подробно, но повезло, расстрельный вал такой был, что не до старых дел, власть своих выкормышей гнобила.

Меня и Каминьского освободили по бериевской амнистии тридцать восьмого года. Мы ткнули пальцем в небо, в список городов, не запрещённых для проживания, и поехали на Орловщину, он – инженером на спиртовой завод, я – преподавателем физики в техникум.

– Я тебя понимаю, Константин Павлович, – сказал Каминьский. – Я от фрицев сам не в восторге. Звери они, что ни говори, слышал от беглых поляков, что они в тридцать девятом в Польше творили. Но по мне лучше немецкая палка, чем большевистская.

– Без палки никак? – сказал я. Мы уже почти приговорили бутылку коньяка.

– О чём ты, – отмахнулся Каминский. – На нынешнем историческом этапе никак. Ты посмотри, что в мире творится: диктатор на диктаторе сидит и диктатором погоняет, хоть в Англии премьер-министром называется, а в Америке президентом. Про нас скромно промолчу. Эпоха острых социальных противоречий. А потом я тебе так скажу, если дать народу право своей судьбой распоряжаться, ничего путного не выйдет. Ты же за свободу этого народа кровь проливал, а потом полжизни по норам прятался и в камере сидел. Спасибо народу от пояса!

– Это не народу, – сказал я. – Это победителям. А чего ты хотел? Чтобы меня в покое оставили? Так не бывает.

– Мне пяти лет в лагере ой как хватило, – сказал Каминьский. – Я этих гадов большевиков голыми руками давить буду. Глотки буду рвать и не подавлюсь.

– Наше дело в это лихолетье выжить, – сказал я. – За дочкой хочу поехать, из Москвы забрать, дома под мамкиной юбкой как-то спокойнее.

– Если ехать, то не откладывая, – сказал Каминьский. – Всеобщая мобилизация объявлена, людям призывного возраста запрещено покидать место жительства. Пока бардак, можно проскочить. Директор наш в запое, со страху, видно, что на передовую отправят, я тебе командировочные бумаги за него выправлю.

– Выправляй, – сказал я. – Завтра и поеду.

– — – — – — – — —

Городок наш имеет смешное название – Локоть. Городок не велик, но и не мал, пять тысяч душ по последней переписи. Бывший царский конный завод, фельдмаршалом Апраксиным основанный, спиртовой завод, молочный, на окраине две современные лесопилки. Среди бескрайних брянских лесов, на берегу притока Десны – Неруссы, воздух такой, пить хочется. До революции здесь было личное имение великих князей Романовых, они красивый парк обустроили, несколько каменных зданий на главной улице возвели. Народ живет степенный, солидный, к культуре тянется, при тех же князьях хорошую библиотеку организовали, по воскресеньям два раза в месяц в клубе дают театральное представление. Труппа любительская, но недурная.

– Не думал, что так жизнь повернётся, – сказал я вполголоса, покидая ранним утром на подводе сонный городок. – Видно, бог решил, что я не навоевался.

Когда с Анной и Ганночкой поселились в Локоти, я был убежден, что доживу свой век спокойно. Конечно, совдеповские порядки сидели мне в печёнках, эта вечная русская дурь и тупость, помноженная на демагогию, какой при царях не было, жизнь с оглядкой, перед тем как сказать, сто раз подумай, но с другой стороны, сорок шесть лет, дочка – взрослая барышня, ей бы из этого скотства, в котором мы пребываем, вырваться.