Владимир Топилин - Остров Тайна

На островке лежат готовыми две продольные кедровые лаги. Их вчера спилили ребятишки, отмеряли и оставили. Зная, что сегодня утром придёт помощь, свежие силы. Оба сутунка в комле толщиной в один обхват. Длина – двенадцать шагов. Лаги можно отпиливать любой длины: чем больше, тем лучше. Лишь бы хватило сил вытянуть на веревках до места укладки.

– Утащим или нет? – спросил Тихон. – Может, пару метров отрезать?

– Да ну!.. Не надо… Что мы, не мужики? Упрем! По воде легче пойдет, только поддай! – наперебой заговорили товарищи, и на этом вопрос был решен.

Обвязали сутунок тремя веревками. Одну накинули с вершины, две другие чуть подальше. Распределились на тройки. Сдернули сутунок с места: тяжело! Однако виду не подали, лишь бы с островка до воды дотащить. Поволокли лагу вперед вершиной. Сначала рывками, под общую команду Тихона, толкавшего бревно с комля. Потом внатяг, с силой упираясь ногами в землю.

– Р-р-разом и-и-и… взяли! – подал команду Тихон.

Парни напряглись. Тяжело, но сорвали сутунок с места, продернули несколько метров, встали с красными от натуги лицами. Улыбаются: идет дело! Бригадир опять рыкает:

– Р-р-разом… и – взяли-и-и-и!..

Вновь бревно вперед подалось, к болоту с каждым метром ближе. Осталось его с берега стянуть, а на воде уже легче.

Все встали перед последним рывком. В легких воздуха не хватает. Тяжело! Постояли, накинули веревки на плечи, уперлись ногами в землю. Тихон опять скомандовал: парни сорвали лагу с места, вытащили на болото, поволокли по воде. Тут дело лучше пошло, быстрее. Бревно, как рыба, заскользило по сжиженной массе. Наши молодцы, не успевая друг за другом, не имея общей сноровки, заскользили ногами по бревнышкам. Кто-то зачерпнул холодной воды в бродни, кто-то, оступившись, едва не упал, увязая коленями в грязи, кто-то вовсе искупался.

Сто метров пути показались дневным переходом по горам. Неудобно: скользкие, пихтовые бревна не дают хорошей опоры для движения, цепляясь за кочки и коряги. Через каждые десять метров – остановка, чтобы перевести дыхание, собраться с силами. Всё же мокрые с ног до головы, но довольные, доволокли парни лагу до места, хотя на это ушло немало сил и времени. Плотники на лежневке дивятся:

– Эко, каку бревнину притащили! Ну, тут сразу дело далеко продвинется! А что сами-то, никак обмокли? Ну, вон костер, грейтесь, подсыхайте!

Парням не до отдыха. Разгоряченные, довольные от удачно проделанной работы, торопятся назад, чтобы притащить сюда с островка второй сутунок, а уже потом немного передохнуть.

Пошли обратно, зацепили вторую лагу. Под команды Тихона потащили бревно по болоту. Теперь более слаженно, но все же, как ни старались, пришлось останавливаться по разным причинам.

Когда вернулись с ней и положили ее на место, время клонилось к вечеру. Начало темнеть. За это время другая бригада, кто постарше да послабее, свалили несколько деревьев, обрубили сучки, распилили их на десять четырехметровых сутунка. Женщины с подростками подтянули их к лежневке. Мужики, работавшие на укладке, положили их на продольные лаги, закрепили, сверху врубили отбойники. На этом решили работы закончить.

– Вот те и дневная норма! – отсчитав тремя шагами прибавившуюся дорогу, сухо проговорил Иван Ерофеев, и уже скорбно: – Так будем работать – на пайку не заработаем…

– А сколько положено за день выложить? – поинтересовался Степан Мельников.

– Пока вас не было, план пять метров был. Теперича, с вами, добавят.

– Так как же тогда, мужики, работать? Сегодня ни разу не присели, топора из рук не выпускали. Разве до темноты успеть десять метров уложить? – возмутился Игнат Подгорный.

– Их енто не интересует, – намекая на начальство, сурово выдавил Тихон Булычев. – Как скажут, чтобы норма была, и точка!

– Ноги протянем… Пуп надорвем… Детей с голоду заморим и сами сдохнем… Как быть? – полетели недовольные голоса новоприбывших, на себе сегодня испытавших все тяготы строительства лежневки.

– А вот как хошь, так и будь! Мы уже тутака… Каждый свое отмерял. Половину похоронили, а зима только начинается… – ответил Егор Зырянов. – Одначесь, что глотку драть?! Надо в тепло подаваться. Гляди, парни все мокрые, одежка льдом покрылась. Да и жрать охота! Утро вечера мудренее!.. – и двинулся в сторону острова.

Остальные молча последовали за ним.

Запоздалая зима прыгнула на болото снежным барсом. К обеду подул густой, студеный, северный ветер. Он принес за пазухой баулы мохнатого, густого, пушистого снега. Будто из ниоткуда, разом на горизонте собрались густые, седые тучи. Они быстро обволокли небо, сгрудились над тайгой, затмили мир, вывалили на землю мириады сверкающих снежинок.

Ветер повсюду. Сверху, сбоку, снизу, в лицо, в спину. От него не спрятаться за стволом дерева, от его вездесущих порывов не спасает жаркий костер. На лежневке нет никакого укрытия, балагана или даже навеса, который бы мог хоть на немного ослабить, сбить хаос урагана. Кутаясь в легкие, потрепанные одежды люди подставляют ветру плечо, спину, прячут лицо. Со стороны кажется, будто человек кланяется всемогущей природе:

– Прости нас, зима! Пожалуйста, смилуйся! Укороти свою властную прыть! Дай кроткий час передышки! Позволь закончить работы! А мы во славу тебе помолимся!

Но не слышит суровая, всевластная королева. Накидывает на мир беспросветную, стылую мантию. Топчет беспощадными каблуками заблудившуюся жизнь. Режет острыми кинжалами озябшие души. Свирепствует разбушевавшейся стихией. Хохочет рваным ветром. Обносит сердце ледяным дыханием.

Некуда людям спрятаться от стужи на проклятой лежневке. Мерзнут руки: рукавиц нет. Стынут ноги от попавшей в бродни ледяной воды. Спину, через легкую, залатанную одежду гладит холод. Единственное спасение в этой беспросветной круговерти – работа без лишней суеты и напряжения, чтобы не потела спина и экономно тратились драгоценные силы.

Трудно даются метры деревянного моста. Топор отскакивает от мерзлого леса. Зубастая пила-двуручка дрожит от заледеневших волокон лиственницы и кедра. На тяжелые сутунки намерзает лед. Двенадцатиметровые продольные лаги стали заметно короче. Поперечные накаты – тоньше. В суровых лицах мужиков – хладнокровие и выдержка. В глазах женщин – покорное терпение.

Молодежь еще как-то старается выказать себя друг перед другом. То тут, то там еще слышны смех и громкие голоса. Однако всем понятно, что это последние искорки от былого задора. Голод и холод поставили всех в единый ряд. Постепенно наступает напряженное молчание. Глаза тускнеют. Лица белеют. Минуты отдыха между работой становятся все длиннее.

Ближе к обеду к месту работы на лошадях подъехали инженер Махеев и его помощник Карбышев. Вдвоем, без охраны. Оба одеты в мохнатые, овчинные полушубки с поднятыми воротниками, теплые меховые шапки. На ногах, поверх валенок, плотные, суконные штаны. Руки засунуты в глубокие, теплые рукавицы-шубинки. Лица недовольные, морщатся от ветра. Подъехали неторопливым шагом, равнодушно посмотрели на мужиков холодным взглядом, принялись замерять лежневку рулеткой.