Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

– Это понятно. Кабы Семен тут побывал, на могиле уже горшков не было с монетами… – твердо качнул головой Гришка и вдруг вскинул брови: – ты, случаем, не провидец?!

– Как это?..

– Ну, вроде как предсказатель: что будет, как будет, когда будет. Это у нас в поселке бабка Зотиха была… померла, – перекрестился, – Царствие Небесное! Хорошая бабка была, лечила всех от разной хвори, гадала, предсказывала, всегда правду говорила. Вот эту революцию семнадцатого года за десять лет предсказала: «Смута, – говорит, – будет большая! Царя убьют, пойдет брат на брата…» Сама не стала ждать, когда лиходеи придут да ее на пики посадят… померла в шестнадцатом, на сто третьем году жизни… а лиходеев пока что нету…

– Нет, – усмехнулся Егор, – я не бабка Зотиха!

– А откуда тогда ты все знаешь?!

– Сам не понимаю… говорю же, сон был, будто кто за руку тянул, – неопределенно развел руками «провидец» и спросил о своем: – Как думаешь, кто там лежит?

– Кто их знает, – приступая к трапезе, задумчиво ответил Гришка. – Тятя мне рассказывал, с дедом еще промышляли, вот так же, в тайге, на скале находили одного покойника… но тот явно из охотников был, на животе лежал, лежал так, вроде как со скалы за местностью наблюдал… в руках лук и стрелы, нож на боку. Понятно, что одежка запрела, а тело выгнило… а эти, – он определенно махнул головой в сторону Перевала бабьих слез, – я так думаю, монголы… видишь, на головах шлемы, копья, луки, стрелы. Воины… наверно, недавно лежат: дерево не сгнило, тетива целая…

– Это потому, что не мочит, вода не попадает, – дополнил Егор.

– Продувает хорошо, сырость не держится, – добавил Григорий, и вдруг вздрогнул: – А может, это те…

– Кто?

– Кто баб в рабство гнал, да вместе с ними под лавину попал! – и взволнованно засверкал глазами. – А ведь правда! Как бы они сюда попали? Точно! Лавиной накрыло! А потом, летом, их свои же откопали да захоронили!.. Это факт! – радуясь своей догадке, засуетился Гришка и стал Егору объяснять: – Там до камня с рисунками сколько? Пуля долетит! Их нашли, перетащили, подняли наверх, уложили…

– А где женщины могут быть захоронены?

– Какие женщины?! – удивился Гришка и опустил голову. – А их-то кто хоронить будет? Кому они нужны были? Так, наверно, звери растащили… вот они тебе и снились, потому что не захоронены… бабка Зотиха так говорила: «Потеряется охотник в тайге, всю жизнь сниться будет, потому как неприкаянный, без могилы! Душа без века бродить будет, место свое искать…» Так же и они, женщины: водят по тайге хоровод со своей золотой статуей… кстати, эту золотую статую, наверно, тоже не нашли, раз она вместе с ними в круге стоит.

– Да уж, работает у тебя фантазия, – с уважением покачал головой Егор. – Складно говоришь.

– А что тут складного? – думая о своем, шумно прихлебывая чай, ответил Гришка. – Все, как по следам расписано, иначе, и быть не может! А статуя эта, ну, золотая, – таинственно оживился охотник, – она тоже где-то здесь, рядом с этим местом! Если бы ее нашли тогда, в байке было бы сказано, что нашли!

– А где она может быть? Не иголка… представляешь – статуя из золота, в полный рост?! Здесь, наверно, тысячи искателей побывали, все перерыли!

– Наверно, не там рыли! – загадочно улыбнулся Гришка.

– А где искать надо? – отставив кружку в сторону, развел руками Егор.

– Думать надо! – ответил тот, подняв палец кверху. – Все может быть проще, чем это кажется. Всегда так бывает: великое всегда просто!

Грустно капитану Маслову, тоска съедает, заняться нечем и незачем. Тривиальная ностальгия затмила разум молодого офицера царской армии. Воспоминания прошлой, счастливой жизни впились в сердце острыми клыками безысходности. По ночам Маслову снятся счастливые дни юности: родительский дом, безмятежная, красивая жизнь, учеба в кадетском корпусе, шикарные балы под музыку духового оркестра, обворожительные дамочки с культурными реверансами, да милые письма матушки. Спокойная, уравновешенная жизнь, блестящая карьера, мягкое кресло в штабе артиллерийского полка, безмятежная старость – вот что ждало молодого, темпераментного офицера в будущем.

Октябрьская революция нашла Маслова в глухом, сибирском городе Красноярске, куда он был временно отправлен перед повышением звания. Дорогой батюшка, генерал Маслов, точно рассчитал будущее единственного отпрыска: один год командировки сыграет огромную роль в прыжке по карьерной лестнице сына. В штабе московского гарнизона положительно учитывают службу в отдаленных округах. При подаче прошения на очередное воинское звание год службы в Сибири беспрепятственно наденет на плечи Сергея первые погоны высшего офицерского состава. К тридцати годам дослужиться до полковника – это не семечки на лавочке щелкать! А там, глядишь, лет через семь-восемь не за горами генеральские лампасы.

И вдруг, в одночасье, разом, все рухнуло. Сергей хорошо помнит то зловещее, черное утро. Так и не дождавшись, когда адъютант подаст ему чистые сапоги, он, сердитый и взвинченный поведением подчиненного, вышел из своей комнаты в коридор. К своему удивлению, и там никого не было. В трехэтажном доме хозяина небольшой судоходной компании немца Штрайберга, у кого он проживал все это время, стояла капризная тишина. Лишь где-то далеко, в комнатах первого этажа, слышался чей-то беспрестанный смех. Сергей поспешил вниз по лестнице, пересек гостиную, подбежал к приоткрытой двери комнаты прислуги и… к своему огромному недовольству, увидел всех служащих хозяина судоходной компании вместе со своим адъютантом. Дворник, денщики, чернорабочие, кучера, горничные, прачки, кухарки дружно восседали за одним большим, просторным, праздничным столом. Их было человек двадцать. Все с красными бантами на груди. На столе – изысканные запасы деликатесов из кладовых хозяина, начиная от красной икры, до копченой ветчины. Нагромождение различных видов бутылок вин и водки перед чернью доставляли широкий простор полету мыслей Маслову. В какой-то момент ему показалось, что все это капризный сон, однако валявшиеся в углу грязные с вечера сапоги привели Сергея в бешенство: не более как через полчаса ему предстояло ехать в штаб корпуса, а пьяный адъютант и не думает о своих обязанностях!

– Эт-то што такое?! Почему сапоги не чищены? – закричал он, сверкая злыми глазами.

– Сам почистишь: власть переменилась! – усмехнулся адъютант нагло, на глазах у всех, поднял стакан с водкой и проглотил его в один глоток.

Сергей лишился дара речи, какое-то время стоял с широко открытыми глазами, пока не понял, что все, кто находился здесь в комнате, смеются над ним. Нисколько не думая о последствиях, Сергей подскочил к своему подчиненному и нанес ему удар кулаком такой силы, что последний сковырнулся со стула, на котором сидел. На этом можно было довольствоваться: он видел, насколько высоко оторвались от пола ноги адъютанта, это могло закончиться только нокаутом. Однако порхнувшие мотыльки в глазах принесли Сергею медовую, безразличную слабость, гармонирующую с шоковым наследием. Не контролируя свои действия, как во сне, он вдруг перелетел от стола в угол, больно ударившись затылком о ведро с золой. Сергей не видел, как дворник Илья, сбоку, завинтил ему в лицо такой удар, что он оказался рядом со своими нечищеными сапогами.