Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

Тот, в свою очередь, хладнокровно посмотрел по сторонам, равнодушно пояснил:

– Вон, видишь, вороны на кедре сидят и молчат? Значит, медведя нет. Был бы зверь здесь, они вели бы себя по-другому… да и собаки… кони спокойны, значит, ничего не чувствуют, никого нет, можно ехать.

Караван тронулся дальше, береговой тропинкой обогнул озеро, приблизился к зарослям пихтача. Острый запах падали и псины взволновал лошадей, те захрипели носами, не желая идти в курослеп. Чигирька потянул за уздечку, остановил своего мерина, потянулся за трубочкой, подкурил и лишь потом спрыгнул на землю. Остальные стали терпеливо ждать, когда следопыт разберется в следах и сделает свои выводы. Стараясь не мешать Чигирьке, все остались сидеть на лошадях: так надо, а то хакас опять будет ругаться на всю тайгу!

Между тем, внимательно оглядывая каждый метр тропы, Чигирька углубился в густую подсаду пихтача, недолго ходил там и вскоре вернулся, объясняя ситуацию:

– Медведь оленя давил, потом парил… потом жрал. Гришка тут ехал, старый след коня есть туда, назад нет. Назад мерин вон там шел, – показал ладонью на перевал, – стороной. Гришки тут нет… Гришка дальше, там… – махнул рукой вперед и дополнил: – Скоро, наверно, костер найдем, он где-то там, за увалом ночевал…

С этими словами Чигирька опять проворно вскочил на своего коня, тронул поводья. Небольшой караван покорно потянулся за ним.

Приоритет Чигирьки неоспорим! Коренной житель тайги, родившийся под кедром, выросший в горах, он знает все. Ничто не скроется от внимательного глаза следопыта. Любой след, предмет, причина имеют свое место и зависят друг от друга. Когда Рубин вышел из тайги один, без Гришки, с котомками, в которых находились сплошные загадки, Егор сразу обратился к Чигирьке. Удачный случай, что охотник в это время был дома, а не в тайге. Пребывая в скучном, после продолжительного веселья похмельном настроении, предприимчивый следопыт не отказал в просьбе Егора. Рассмотрев пропитанную кровью рубашку, Чигирька сразу высказал мнение, что с Гришкой случилось неладное, и вызвался идти на его поиски. А к кому обратиться, как не к Чигирьке? Никто не знает тайгу так, как знает ее он. Это в поселке Чигирька мот да пьяница, пропивающий всю добычу в лавке Агея, а потом валяющийся на улице в пыли и грязи. В тайге Чигирька – король Саянских гор! Куда бы ни пошел, везде ему будет фарт и удача, потому как только он знает, когда, куда и зачем мигрирует соболь, где в этот год будет богатый урожай ореха и как рано выпадет или растает снег. В обычное время русские пренебрежительно зовут его чалдоном, то есть коренным жителем Сибири, представителем малых народов. А как случись беда, любой бежит к нему с почетным именем Иван Иваныч. И он не помнит прошлых обид, потому что таков от природы. Да, Чигирька не знает бани, пропах потом и дымом, не ведает культуру речи и не имеет чувства противостояния алкоголю, пьет столько, сколько будут наливать. Такова уж бродяжья жизнь таежного хакаса: пользоваться малым, но отдавать все, что у него есть. Пропадет, затеряется корова. Куда идти? К Чигирьке, он обязательно найдет! Нарушит пасеку медведь. К кому обратиться? К Чигирьке! Только он сможет за три дня наказать проказника. А если потеряется человек, здесь уж, здесь и места нет иному решению: надо советоваться с Иваном Ивановичем.

Никто в поселке не знает тайгу лучше, чем Чигирька. Ну, разве что Гришка Соболев. Да только, кто же сравнивал умение познания природы того или иного? Оба пропадают в горах столько, что иные женщины забывают лицо. Каждый день что-то приносит следопыту. А что? Знает только он сам. Сколько раз поили Чигирьку дешевой водкой хитрые братья Сторожевы! Иван Иванович не знает чувства корысти, в пылу возлияния алкоголя все равно расскажет, где в этом году есть соболь. А потом, глядишь, пока он продолжает пить, те уже место заняли, с обметом промышляют. Обидно Чигирьке, да только что поделать? Идет хакас на другое место, где собольи четки можно за день не увидеть. А вот Гришка Соболев никогда Чигирьку не обманывал, всегда денег давал на похмелье и долг не спрашивал. В праздники с ним за одним столом сидел и не пытал, куда миграция аскыра пошла. Потому и любит его Чигирька, как родного, по крови брата! И в тайгу, на зов Егора искать Гришку, он сразу пошел. Никто не пошел, ссылаясь на неотложную работу, да необъяснимое оправдание: сам придет, куда денется? А Чигирька пошел. Поэтому и есть он такой, Чигирька, отдавать добро даже тогда, когда тебе сделали зло.

За все время следования каравана по тропе, чувствуя опыт познания тайги, никто не сказал хакасу слово противостояния: как Чигирька сказал, так и будет! Спокойно восседая в седле своей невысокой, но необычайно выносливой лошади монгольской породы, перекинув через спину свое старое, видавшее виды шомпольное ружье, охотник мирно покуривал свою неизменную трубочку из маральего рога и, казалось, ничего не замечал вокруг. Бесконечное, казалось бы, нудное передвижение не казалось ему скучным и бесцельным. Чигирька внимательно наблюдал вокруг за обстановкой, следил, как ведут себя собаки, лошади, если надо, останавливал свою монголку, спешивался и смотрел следы. К вечеру первого дня перехода, с его немногословного согласия караван сделал лишь одну остановку на обед, но никто не роптал, не говорил слова против. Все понимали: надо торопиться! Промедление смерти подобно.

Впрочем, о промедлении речи не было. Прихватив в дорогу кусок ночи, путники вышли рано, задолго до рассвета, и к концу дня прошли большое расстояние, вышли на перевал к озерку, где Григорий когда-то столкнулся с медведем, задавившим оленя. По таежным меркам, это было солидное, около пятидесяти верст, расстояние. Проехать его по пересеченной местности в тайге на лошади было непросто. Другие люди, преодолевавшие Тропу бабьих слез, обычно останавливались на ночлег внизу, под перевалом, но Чигирька повел своего иноходца в гору, решая сегодня, к ночи, выиграть еще какое-то расстояние.

На всем протяжении тропы Чигирька легко находил след Рубина: туда, под Перевал бабьих слез с Гришкой, и назад, одного. Предварительно вспомнив погоду, хакас без труда ориентировался в прошедшем времени, учитывая ход коня, время дня и условия передвижения. Если по какой-то причине следы старой, левой подковы терялись в отпечатках других копыт, Чигирька тут же находил их дальше по тропе, довольно кивал головой и негромко говорил за спину:

– Правильно едем. Гришка едет, мы за ним…

К подобному изречению хакаса привыкли. Все шесть всадников, растянувшись по тропе, уверенно следовали вперед, полностью доверяя охотнику: в итоге, Чигирька приведет их туда, куда надо.

На спуске, под перевалом, Чигирька остановил караван. В глубоком распадке чернела темная ночь. Спуститься вниз засветло было себе дороже. В любой момент на камнях лошадь могла оступиться, сломать ногу. Поэтому Чигирька показал рукой в сторону каньона справа: