Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]

На улицах появились дурацкие плакаты, типа «А ты подписался?» Потом неконкратников стали отлавливать на государственном уровне. И в один прекрасный день всё изменилось. Слуге ада в любой момент ничего не стоит убить кого–нибудь из людей. Но душа в этом случае всегда смывается к Богу. Это как партия в какой–нибудь игре, когда верзила заставляет тебя сдаться под угрозой удара по шее, но и ты и он знают, кто выиграл, кто проиграл. Так вот число контрактников давно уже перевалило за половину, оно достигло 95 процентов населения, и, как и следовало ожидать, сработал закон большинства. Пирамидники решили: что толку ждать, когда люди умрут естественной смертью, когда можно всех грохнуть сию минуту. Свою часть контракта по обеспечению услугами они выполнили — это проблема людей, что большинство не захотело ими воспользоваться, — а души уже проданы, и точка: контракт такая штука, что она имеет силу независимо от места и времени подписания. Те, кого заставили подписать соплеменники — ну те, ускользнули, ничего не скажешь…

В общем, оказался я очень скоро в стаде мертвецов–служителей ада. Солнце стало другим, пища стала другой, цвета обратились. Нас было совсем немного — не подписавших. Мы сбивались в кучи и продолжали жить, ничего не боясь — самое страшное уже произошло. И вот появилась эта женщина… Помните, из–за которой я умер. Она была садистка, она измывалась надо мной, она была некрасивая и безобразно красилась, она жутко ругалась, она обзывала меня бесовьим прихлебателем и постоянно давала пощёчины. Я был такой старенький, я поседел, похудел, перестал пить водку, распевал русские народные песни и размышлял, понял ли я, что такое любовь. Я решил, чтобы понять это, надо быть немного больше животным, чем я. И один раз я застал её, ползущую по доске на пятидесятиметровой высоте в вышине домов. Она собиралась упасть, и я кинулся её спасать, но сорвался вниз. Я цеплялся руками за воздух и всё ждал, когда раскроется парашют, думая о ней. Но парашюта не было, и меня похоронили. Теперь у меня великолепный памятник на могиле и всегда лежат белые розы — я люблю белое, от него не устают глаза, и оно может блестеть, как звёзды. Нелюди иногда заходят меня проведать и завидуют, сожалея о своей глупости. Среди них есть и секретарши — они все непроходимо глупы, трахаются или мечтают трахнуться со своим начальником, а начальник у них сами знаете кто. Да кроме того, они все чужие, одно слово — нелюди. А Люда, я чувствую, ещё жива: человек, видевший собакоголовое существо просто не мог подписать контракт! Найти бы её: ведь ни одна секретарша из нашего мира не станет заниматься такой ерундой!

Небольшой заливчик. Несколько весёлых людей. Стена деревьев, трава, пляж. Щенок. Поднимаю глаза и вижу, как по реке плывёт небольшой теплоходик. Ещё выше, а там — огромная металлическая конструкция моста. За мостом всё черно от дыма, валящего из гигантских труб. По мосту несётся поток автомобилей. И над всем этим — грозовая туча.

Я люблю город. Я люблю ядовитые пары, бегущие с заводов, подгоняемые ветром. Я люблю технику, помойки, грязь, металл, человеческие жилища. Я бы даже нарисовал всё это, но я не умею рисовать. Именно на фоне реки и природы. Это необыкновенно красиво. От всего этого веет активностью, жизнью, энергией. Я не могу представить себе что–то другое. Я вырос из города, я часть города. Я урбанист.

Я люблю город в сочетании с погодой. Город и снег. Город и ветер. Город и пожар. Для меня это — природа, органичная, естественная, дышащая здоровьем. Здесь много углекислого газа, и я так мутирую, что буду жить очень долго. То что для других яд — для меня свежий, очищенный, горный воздух. Я отравляюсь вне города и заболеваю. Я весь из металла. Я — городской киборг, бесчувственный, слившийся со стенами и питающийся улицами. По моим золотым проводам, вплетённым в извилины, бежит электричество, и оно мне лучше самой дорогой и изысканной выпивки. Я притягиваю красные молнии инопланетных кораблей и они питают меня — застарелым, вековым, всеподавляющим господством цивилизации.

Алчная, размножающаяся и гадливая тварь — человек. От него повсюду следы. У меня к нему двойственное чувство. С одной стороны, я обязан ему всем: он построил это прекрасное, живое и развивающееся существо — город; он родил меня. С другой стороны, он портит, портит, портит это правильное, симметричное чудо своими трупами, свисающими с необыкновенно чётких и ржавых балок — наших плеч; своими экскрементами, несущимися тоннами и тысячами тонн по нашему ровному и круглому кишечнику; своей спермой, резиновыми комками шлёпающейся на наши асфальтовые ступни; своими расплатными разноцветными бумажками, заляпанными его потом и грязью. Он как насекомое–строитель: создаёт уютный домик для пчелиной матки, но в индивидуальности своей из себя не представляет ничего. Жужжащее, мохнатое, пустоголовое насекомое, действующее посредством коллективного сознания, по заведённым программам. Но я не мыслю себя без него. Странно, почему всё так устроено? Сильные опираются на слабых и зависят от них, а слабые сами себе хозяева, хотя и дохнут бесполезными. Мудрые строят свою жизнь, воспитывая полудурков, и получают от этого радость. В самом деле, кого им ещё воспитывать? Только самое смешное, что полудурки ни на секунду не прерывают гиеновый идиотский смех, плюют мудрому в морду и топчут его немытыми ножищами. На, на, получай широколобый, вздумал на учить!? Мы и сами не дураки! Мы полудурки…

По мере необходимости я людей уничтожаю, а то слишком их много развелось. Должен быть определённый лимит, функциональный набор, превышать который не следует. Уничтожаю клаустрофобиями, газовыми взрывами, канцерогенами, хлором, инфекциями, лучами, удушьем. Я — волк в этом лесу больных и хромоногих. Только самые быстрые остаются, чтобы дать потомство, обслуживающее меня.

Я не задумываюсь о конце: жить сегодняшним днём — величайшее из благ, даваемое материи. И мне не нужно знать начала. Я самодостаточный организм, которого не мучают принципы и совесть. У меня нет голода, иногда я жажду большего, и немедленно получаю это. Я не могу быть понятым, и чувство превосходства греет меня внутри. Я чувствую почву под собой — она выработала меня, заполнилась мной и теперь тонет во мне, но не может потонуть никогда. Я — система, а системы бывают только несформировавшиеся или совершенные. Совершенная система работает, и её работу уже нельзя остановить снаружи. Если что–то испортится внутри, тогда она сама себя съест, но на меня бесконечная гарантия — гарантия в репродукции копытных. Живая материя удваивается, чтобы быть скушанной моими желаниями.