Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах

И вот они 31 декабря скользят по белой лесной дороге, обрамленной с обеих сторон заснеженными соснами и елями. Не помни Вадим дороги, он бы не нашел ее — сплошная девственная снежная равнина. Ни следа машины, лошадиных саней, даже лыжной колеи. Снег почти с макушкой укрыл маленькие елки, причудливыми сугробами громоздились они на опушках. Дятлы и белки кое-где испещрили снежную белизну свежей коричневой трухой. По-видимому, снег шел несколько дней подряд, ветви деревьев согнулись под тяжестью налипшего на них снега, некоторые нижние ветви обломались и на желтых разломах выступила янтарная смола. Когда они оставили позади последние постройки райцентра, было не морозно, но к вечеру температура стала понижаться, правда, они этого не чувствовали, тем более, что ветра не было. Лина действительно скользила на своих новеньких узких лыжах легко, то и дело наступала Вадиму на пятки, вот тогда он и пропустил ее вперед прокладывать колею по целине. Снежный наст держал хорошо и лыжи почти не проваливались. Но скоро девушка устала и предложила своему спутнику снова идти впереди.

Солнце светило сбоку, от деревьев и сугробов протянулись голубые тени. Небо было зеленоватого цвета, очень высоко плыли продолговатые, похожие на веретена гигантские облака. Кося на лыжников блестящим глазом, со звучным курлыканьем в стороне низко пролетел большой ворон. Все его литое тело, широкие мощные крылья отливали металлическим блеском.

— Кто это? — остановившись, проводила взглядом величественную птицу Лина.

— Ворон, — сказал Вадим, — Хозяин леса.

— А медведь? Я думала хозяин — Топтыгин.

— Люди давно уже уничтожили крупных животных. Их теперь только в зоопарке увидишь… Лоси, волки, зайцы, лисицы еще изредка встречаются, да и их скоро выбьют.

— Черные люди?

— Белые Божью тварь не обидят, — сказал Вадим.

— Я читаю детям сказки про зверей, даю поиграть плюшевых мишек, зайчиков, слонят. Они так любят их, называют ласковыми именами, а потом вырастут и будут стрелять в животных и птиц? Станут Черными людьми?

— Научи их Добру, Вере в Бога, молись за них — и они никогда не станут Черными.

— Я думала, Белыми людьми рождаются, — сказала она.

— Всю страну наводнили марксистско-ленинской литературой, а дети даже не знают, что такое «Закон Божий».

— Я про такую книгу и не слыхала.

— А до революции в гимназиях изучали «Закон Божий». И люди были лучше, чище, благороднее. Религия учила Добру, Вере, Благородству.

— А Черные люди все это отменили, — подхватила она.

Опершись на бамбуковые палки, Лина смотрела на Вадима. Глаза у нее еще посветлели, стали почти такого же цвета, как сугробы. Новый лыжный костюм обтягивает ее стройную фигуру, будто она в трико. Или Вадиму показалось или на самом деле острая грудь ее стала больше, а бедра выпуклее. Говорят, когда ты рядом все время с человеком, даже ребенком, то не замечаешь, как он растет, изменяется, а вот он, Вадим, видит, что Аэлита превращается из юной угловатой девочки в красивую статную девушку. Много сейчас пишут об акселератах (слово-то взято почти из автомобильного арсенала), что дети рано созревают, особенно девочки, вон уже у пятиклассниц груди торчат из-под школьной формы, а у некоторых задницы и ноги, как у зрелых женщин. Лина тоже — акселератка. Но этот технический термин совсем не подходит к ней. Несмотря на высокий рост, худобу, она очень женственна. Приятно смотреть, как она вскидывает голову с ворохом густых золотистых волос или плавно поворачивает длинную белую шею, а какая у нее красивая белозубая улыбка! Не зря же ее совсем девочкой пригласили сниматься в каком-то фильме. Правда, без слов.

— Ты что на меня так смотришь? — несколько раз взмахнув длинными, загнутыми кверху ресницами, спросила Лина.

— Красивая ты… — улыбнулся он. И хотя немного тревожила встреча с дедом, Вадим уже не мог представить себе Новый год без этой девчонки.

— Ты говоришь как мужчина или… брат? — помолчав, спросила она. Круглые щеки ее порозовели, на простоволосой голове посверкивают снежинки, точнее, изморозь. Лыжная красная шапочка с белым помпоном торчит из кармашка ее маленького рюкзака за спиной. Смотрит прямо в глаза, не смущается. Вообще, он заметил, что Лина совершенно не кокетлива, говорит что думает, первой не отводит глаза, не уходит от разговоров на любые темы. Помнится, тогда на озере у Мартьянова, она даже не попросила его отвернуться, когда, выйдя обнаженной из воды, стала одеваться. Он сам отвернулся. Конечно, он испытывал тогда известное возбуждение, ему до смерти хотелось обернуться и взглянуть на нее, но он подавил в себе это желание. Пусть она выглядит почти как взрослая женщина, но ей всего пятнадцать лет! Вадим считал недостойным мужчины даже прикоснуться к ней, тем более она рассказала об испытанном ею отвращении, когда отчим пытался ее изнасиловать.

— Вадим, ты хочешь меня поцеловать? — спросила она, все так же глядя ему в глаза. Сейчас они казались двумя озерами с зелеными березами, маленький припухлый рот приоткрылся, показав ровную белую полоску зубов. На нежной шее правее подбородка голубела тоненькая жилка.

Из его головы вылетели все благие мысли о ее возрасте, невинности: перед ним, выпрямившись, так что тонкая материя спортивной блузы с белой полоской у шеи еще больше очертила острую треугольную грудь, стояла красивая девушка и ждала…

Ее губы были горячими и неопытными, они то сжимались, то чуть приоткрывались, он ощущал, как часто стучало ее сердце, как напряглось и подалось ему навстречу упругое девичье тело. С шорохом упала ее палка, задетая его локтем, от ее волос, щекотавших щеку, пахло снежной свежестью и хвоей. Он даже не понял, что случилось, когда они вместе с лыжами упали в сугроб, разгоряченное лицо его зарылось в податливый обжигающий снег, а в ладони очутилась ее твердая, будто каучуковая грудь…

Громкое курлыканье оглушило и отрезвило его. Разлепив глаза, он оторвался от часто дышащей девушки, ее глаза были закрыты, лицо пылало, а тонкие руки не отпускали его шею. Оказалось, что она лежит на нем, их ноги с лыжами перепутались, его рюкзак колол спину, он вспомнил, что там бутылка шампанского и коньяка, горбуша и мороженый морской окунь — все, что он успел перед отъездом купить.

— Лина, Лина… — шептал он, осторожно ворочаясь под ней, — Мы с ума сошли! Слышала, как ворон на нас рассердился?

Глаза ее распахнулись, будто с них сдернули шторку и он впервые близко увидел ее черные расширившиеся зрачки.

— Ворон? — хрипло произнесла она, не отпуская его шеи, — Какой ворон?

— У меня рюкзак на спине, — сказал он, отчетливо чувствуя ноющую боль. Попытался приподняться, но из этого ничего не вышло. — Где мои ноги?