Валерий Митрохин - Афорист

— Воевать с ними невозможно.

— Такие они непобедимые?

— Дело в другом. Они вооружили десяти–, пятнадцатилетних. Рука не поднимается на детей. А эти чада, что называется, зверствуют: расстреливают всех, кого ни попадя.

Куцапам хочется, чтобы все аборигены стали послушными овцами. Муст.

Овца не ест овса. Пиза.

Дебилы бывают либо добрые, благонравные, либо маньяки.

Из характеристики:

У Колировки трогательно лучистые глаза. Такие бывают у детей и тронутых дам.

Автор — Пиза:

— Мы с тобой не сходимся, Пиза. Ты хочешь украсить жизнь удовольствиями, а я знаю, что жизнь нам дана совсем для другого.

— Конечно, ты знаешь больше моего. А почему?

— Почему же?

— Потому что всё в твоих руках. Ты ведь автор: как хочешь, так и морочишь. Захотел — сделал Пизу афористом. Захотел — дураком.

Это был необычайный ливень. В свете молний струи отливали радугой. Капли горчили слегка, были горячи, как слёзы предков мира. Это был последний дождь.

Муст:

— Они, брат, здесь давно все мутантами стали. А чтобы мы не отличались от них, они и нам радиацию скармливают.

Автор — Пиза:

— Что тут удивительного! Эти люди живут на радиоактивном могильнике. Убийственные излучения разрушают не только плоть, но и душу.

— Тебя никогда не смущала твоя безапелляционность.

Он эту фразу услышал как вопрос.

— Просто я никогда не сомневаюсь в знании, которое открывается мне.

— Дорогой, ты ничего не замечаешь такого?

— Что ты имеешь в виду?

— Около нас все время постоянно кто–то находится. Я даже слышу порой дыхание. Невидимка какой–то. Я всё время чувствую на себе чей–то взгляд.

— Успокойся, это автор.

— Кто?

— Наш друг, автор. О нём говорят, что это последний настоящий автор. Так что нам повезло.

— А что ж он такого написал?

— Да так, всякую ерунду.

— А за что ж его ты хвалишь?

— Он пишет наш роман.

— Наш с тобой?

— Вот именно.

Молитва автора:

Господи! Дай мне света, дай энергии, дабы я мог трудиться во имя Твоё и на благо своих близких!

Как всегда попросил. И вскоре ощутил, как пошёл к нему этот горний дар. Зажмурившись, внутренним взором увидел, как в абсолютной темноте злато–белые, серебристо–голубые и, кажется, ещё иных цветов струи упали и соединили тело и душу с тем, что есть за пределами воображения. То, что было за пределами неба, казалось древом. Проросшие корни этого древа были теми тончайшими протуберанцами света, достигшими земли и молящегося.

Попросил — и дано было. Корни непостижимого питали, давали. Но не брали. Как подобает корням земным. Эти корни–сосуды связывали, но не связывали по рукам и ногам, не опустошали.

Таково парадоксальное явление Всевышней силы говорило ещё о чём–то. Но вот о чём — непостижимо.

«Красавица южная — никому не нужная» — под таким названием пишет киносценарий Пур — Шпагатов.

Муст:

— Я хочу, чтобы исполнилась мечта моего деда. Это и моя мечта.

— А я не такой наивный, чтобы мечтать о невозможном.

— Просто ты слюнтяй, Вовс!

Замечание на полях романа:

У каждого своя причина. Например, Пиза не любит аборигенов за то, что они потребовали закрытия его предприятия.

Под пивным ларьком:

— А я его не праздную…

— Что не празднуешь?

— Да государство это…

— Как так? Это же наша родина!

— Родина — это страна. А государство — это власть. У нас она смешная.

— И что в ней смешного?

— Например, праздники. Что мы празднуем? День военно–морского флота, которого у нас нет. День военно–воздушных сил, которых у нас нет. День Конституции, которая никого не защищает…

Психома

«Ножичек» — игра моего детства. Чертился на земле круг. Разделялся на четыре или две, или три части — по числу игроков. Больше четырёх участников, как правило, не допускалось. Они по очереди подбрасывали свои ножички — была целая система приёмов: и с плеча, и даже с подбородка… Нож тыкался в землю, и через эту точку проводилась черта — отрезался кусок у соседа.

Ума палата. Палата для ума — это сердце. Автор.

Хорошо то, что хорошо кончается. Хорошо то, что кончается. Пиза.

Хорошо то, что уже кончилось. И чем больше времени проходит после конца или окончания, или кончины, тем всё лучше оно становится. Автор.

У слова должны быть и смысл, и сила, и власть. Автор.

Чин — Автор:

— Я придумал вид спорта.

— Что на этот раз?

— Бег со змеями.

— С воздушными. А что, оригинально! Постой, не рассказывай. Я сам продолжу. Змей не должен упасть, пока бежишь. Так? А бежать начинаешь лишь после того, как твой змей набрал высоту. Так?

— Нет!

— Каждый участник сам решает, когда ему бежать. Главное, чтобы змей не упал?

— Нет.

— Ладно. Рассказывай как.

— На беговой дорожке — змеи. Тот, кого не ужалят, — победитель.

— Ядовитые?!

— В том–то и всё дело. Дорожка закрыта со всех сторон, чтоб кобры или гремучки не расползались.

— Ну, знаешь ли!

— Таким будет спорт будущего. Надо запатентовать изобретение. Кстати, у тебя тоже неплохой вариант получился. Детский. Советую зарегистрировать авторство!

Пур — Шпагатов:

Движение, движение… И только движение! Даже движение пальцев на резиновом эспандере — спасение. Даже работа челюстей на жевательной резинке. Жуйте! Жуйте! Жуйте!

Ретроспекция

Ва — Вовсу:

— Я хочу предупредить, что живу в весьма бандитском районе. Вечерами туда лучше не ходить.

Валя — это воля.

Се — страна непуганых демократов. Пур — Шпагатов.

О Колировке:

— Это не женщина, а самозаводящаяся кукла.

Притча:

Мальчик и девочка на черепахе. Они оседлали её. Им хочется, чтобы она поскорее двигалась. Но черепаха — большая, тяжёлая — еле шевелится. Её понукают, бьют, но она под панцирем, ей не больно.

Юноша и девушка. Те самые дети — они успели вырасти — торопят черепаху. Толкают её, нервничают.

В этих бесплодных хлопотах они не заметили, как повзрослели. А потом постепенно и состарились.

Они гонят её — свою жизнь, судьбу… Называй как знаешь, как тебе удобно или привычно. Она по–прежнему не спешит. Она знает, что быстрее невозможно. Цель ей известна, цель уже просматривается. И она не спешит к ней, ибо не хочет, чтобы всё кончилось. Даже это медленное и такое прекрасное движение.

Муст — Чину и Вовсу:

Чем легче всего запугать обывателя, то есть население? Поясняю. Чем непонятнее трупы, тем страшнее. Беспричинные (на взгляд непосвящённого) смерти — вот что наводит ужас.

Вовс — Мусту:

— Тебе не кажется, что ты рискуешь?

— Чем это я рискую?

— Головой.

Семивёрстов — Тама:

— Как поживает твоя малышка?

— Очень скучает.

— Ну, теперь — порядок. Будут играть с моим малышом.

Жить невозможно, но как бы ни было существование бессмысленно, жить надо столько, сколько назначено. Вовс.